Центральное конструкторское бюро стояло в нашем городе особняком, хоть и находилось в самом центре города. Созданное сразу после войны для проектирования различных кораблей и судов, оно стало магнитом для инженерной элиты хрущёвско-брежневской эпохи – в наш городок съезжались молодые проектанты из передовых вузов страны – и оставались здесь на всю жизнь. Инженеры выгодно выделялись на фоне основной массы рабочего Зеленодольска, слыли технической интеллигенцией. В народе их всех звали яйцеголовыми, но ничего обидного для людей, ежедневно совершающих мозговой штурм, в этом слове не было.

В постперестроечный период дела в конторе пошли из рук вон плохо, инженеры докатились до производства копалок для сада, лишь бы выжить. Зарплату не платили по полгода, многие специалисты сбежали, работы не было совсем.

И тут в организацию назначили нового директора, сумевшего разрубить порочный узел проблем и вывести ЦКБ из тупика. Анатолий Васильевич Розанов долгое время работал на заводе бок о бок с моим отцом, они крепко дружили. Это был молодцеватый человек с неистребимой энергией и обаянием.

Однажды Розанов с моим отцом захватили меня по пути в Казань, так Анатолий Васильевич за час успевал написать стихотворение для дам из министерства, которых, собственно, они и ехали поздравлять. Его кипучая энергия могла растопить даже айсберг. Будучи соседями по даче, мы часто жарили вместе шашлыки, с его сыном Серёгой мы были одноклассниками. В то время машины у нас не было, и Розанов каждый раз вызывался всех нас подвозить до дома. Когда я работал на заводе простым инженером по рекламе и снимал на камеру приезд именитых гостей, Анатолий Васильевич всякий раз отходил от высокой делегации и крепко жал мне руку – корону этот замечательный человек никогда не надевал.

Из жизни он ушёл весьма внезапно, наложив на себя руки. Его скоропостижная смерть до сих пор является предметом загадок и домыслов, ничто в этом оптимистичном человеке не предвещало его решение покончить с этим миром. Но так уж повелось – лучшие люди уходят отсюда первыми, остальные – в порядке живой очереди.

Сменивший Розанова на посту генерального директора тоже мне был человек не чужой. Леонид Егорович Шаров был отцом моего лучшего школьного друга Женьки Шарова, уехавшего после школы в северную столицу. Наши семьи тоже приятельствовали между собой. Так что сам Бог велел мне пойти на работу в ЦКБ.

Собеседование в кабинете Шарова носило скорее формальный характер, разговор поначалу шёл на посторонние темы.

– Олег Юрьевич, – наконец произнёс Леонид Егорович весьма серьёзным тоном. – В отделе кадров нашей организации имеется вакансия менеджера по персоналу, и я хотел бы предложить вам рассмотреть возможность трудоустройства на данную вакансию.

Шарову было за семьдесят, но вид у него всегда был подтянутый, каждое утро он нарезал круги на стадионе. Директор редко улыбался и производил впечатление не особо доброго человека, но это была маска хронического осмысления бытия, а не злоба. Он походил на академика, находящегося в постоянном поиске решения недоказанной теоремы Ферма, по каждому поводу от подчинённых требовал теоретическое обоснование того или иного решения, даже не относящегося к инженерным вопросам. Говорить простым языком особо не умел, вечно городил сложные языковые конструкции.

– Да я уже Олегу Юричу в общих чертах рассказал о его трудовых обязанностях, – вступил в разговор приведший меня на собеседование Геннадий Тихонович Савин, заместитель Шарова по управлению персоналом. – Мне кажется, стоит попробовать.

– Надо подумать, – уклончиво ответил я, пока ничего в этой вакансии меня не грело.

– Да, обязательно подумайте, – у Шарова была привычка вытягивать губы трубочкой, придавая лицу выражение чудаковатого мыслителя. – У нас очень серьёзная организация.

Интересно, таким утверждением желают отпугнуть или привлечь?

Собеседование на этом было окончено, я вышел из организации в противоречивых чувствах. С одной стороны, мне предлагали работу в спокойной организации, где не бывает авралов и горящих планов, да и до работы – многие обзавидуются – 6 минут пешком. Но с другой стороны, работа в отделе кадров – занятие рутинное и скучное, тем более, для творчески ориентированного человека. Ну а главный жирный минус, как это часто водится, заключался в низкой заработной плате. Мой оклад ожидался в пределах девяти тысяч рублей, но предполагались ежемесячные бонусы: 30-процентная надбавка за вторую форму секретности и периодические «пряники» от руководства. Так что, моя ежемесячная получка не выходила за горизонт 12 – 13 тысяч. Бледновато для крепкого мужчины 35 лет от роду, девушки будут скептически глядеть в мою сторону. Об откатах в этой организации и речь идти не могла, так что не разгуляешься.

Примерно за месяц до этого в одном экономическом журнале я прочёл статью о том, что, оказывается, оклад многих министров совсем ненамного превышает МРОТ, а на выходе эти служители народа имеют жирный бутерброд со 150 тысячами рубликами в месяц. Вот они – чудеса арифметики. Как оказалось, всё очень просто: к «минималке» у министров плюсуется десяток надбавок и премий, коих простым людям не видеть, как своих ушей. Двойные стандарты в нашей стране ещё никто не отменял.

Тревожной ночью мне приснился генеральный конструктор Шаров в облике Остапа Бендера.