От части успокоенная удачно подобранным костюмом, пенсионерка позавтракала. Часы показывали восемь часов сорок семь минут. Планы торопили: нужно отправляться на хозяйственный двор и разыскивать ту самую диспетчерскую. Любовь Владимировна вышла на балкон определиться с погодой и температурой воздуха на улице. Утро, обласканное солнцем, еще содержало в воздухе влажную прохладу ночи. В многолетних деревьях, сохраненных на радость людям, при строительстве домов, шумно щебетали птицы.

В проходном дворе сновали спешащие на работу сотрудники разных фирм и компаний; мамочки, с опозданием тянувшие своих непослушных детишек в садики; на одной скамейке кучковались ранние школьники-подростки, шумно нецензурно обсуждавшие планы на день; на другой – пробудившиеся в похмельной трясучке алкаши. Еще максимум час и двор «вымрет» до вечера. На улице останутся только бездомные кошки, лениво развалившиеся на освободившихся лавочках и капотах припаркованных машин, да облезлые собаки, предусмотрительно растянувшиеся в тени кустарников, на густой влажной траве. В обеденное время еще будет наблюдаться некая суета, но очень слабая и недолгая.

С одной стороны, интуиция и жизненный опыт подсказывали пожилой женщине, что время поджимает. Исполнение заказов, наверняка, распределяется с утра, желательно поспеть к распределению. Пусть замену ее замка включат в сегодняшние объемы. С другой стороны, она знала о излюбленной привычке соседки – с вечера до поздней ночи посидеть у телевизора, а с утра подольше поваляться в постели. В свое время Нина Кузьминична работала кассиршей в местном кинотеатре, где сеансы начинались после обеда, что давало возможность не подскакивать на работу ни свет ни заря, не лететь по городку сломя голову, но вести «гламурный», спокойный образ жизни.

Кинотеатр, почему-то с названием «Восток», был единственным в округе на расстоянии добрых двадцати километров. Участие и дружба с кассиршей сулили своевременность приобретения входных билетов, причем на лучшие места. Особо значимой дружба становилась, когда крутили новые, кассовые, востребованные художественные картины. Социалистическая действительность непременно сопровождалась дефицитом товаров и услуг, что в свою очередь, обусловило безотказную работу принципа – «ты мне, я тебе». Народ, как всегда и везде, любил зрелища, которые ограничивались в городишке исключительно просмотром кинофильма. Нина Кузьминична была всегда востребована населением. На премьеры, не выходя из кассы, она умела распродать половину мест в зале, а то и весь зал. Ей звонили – она откладывала. Ее просили – она бронировала собственной бронью, четко различая кому какие места положены по рангу.

Старания не пропадали даром, ей, невзрачной кассирше, открывались все служебные входы во все магазины округи. На свою, прямо скажем, смешную зарплатку, покупала импортные модные вещи. И здесь Нина Кузьминична, деревенская девчонка с восемью классами образования, сумела проявить свою деловую, коммерческую хватку. Природный нюх на качественную, ходовую одежду, обувь, предметы быта, косметику, подсказывал ей, что и в каком количестве лучше покупать. Она не хватала все в подряд, как многие в то время, только бы бирка висела на иностранном языке. Наоборот, брала лишь то, что гарантированно пойдет. Загоняла товар втридорога и выручкой обязательно делилась с «подельницами», такими же как сама – женщинами с маленькой зарплатой и на «хлебном» месте.

Понятно, что знакомых у нее было много, с деньгами и жильем – полный порядок. Отчаянно не везло только в личной жизни, не задерживались рядом с ней мужики. То ли не могли они соперничать с ее ушлостью, практичностью, рациональным, изворотливым умом. То ли она не терпела рядом захребетников и альфонсов. Ведь, как правило, к сильным, умелым женщинам льнут мужчины слабые, ленивые, словом, ведомые во всех отношениях. Она же искала под стать себе – активного, самостоятельного, хваткого. Видно не случилось на жизненном пути встретить настоящего мужика, а «усыновлять» лоботряса не захотела. Так и осталась в старости одинокой, впрочем, понятия одиночества, как и самой старости, для Нины Кузьминичны были весьма относительны. Знакомых хоть заметно и поубавилось, да и времена изменились, но ведь активный характер сохранился, а с ним и кипучая деятельность. Теперь она занималась общественной работой, ощущая себя, как рыба в воде.

Любовь Владимировна дождалась девяти часов и робко позвонила в дверь к соседке. Шаги за дверью раздались в ту же минуту, будто хозяйка ожидала условный сигнал прямо в прихожей, щелкнул замок. На пороге квартиры стояла заспанная, в ночной рубашке в пол, непривычно всклоченная Нина Кузьминична.

– Здравствуйте . . . – только успела поприветствовать Любовь Владимировна.

– Все, я готова, – соседка прямо в ночнушке ступила на лестничную площадку. Вставляя ключи в замочную скважину, смачно зевнула:

– Ну, чего ждете? Идите уже к диспетчеру. Я, можно сказать, на посту!

Хозяйственный двор представлял собой асфальтированную площадку перед двухэтажным серым зданием, напоминающим кубическую коробку. Все это добро обнесено высоким железобетонным забором с постоянно распахнутыми, ржавыми воротами. На фасаде коробки, над одной из двух дверей, ведущих в глубины здания, надпись – «Диспетчерская».

Любовь Владимировна вошла в дверь диспетчерской и оказалась в узком прямоугольном, темном предбаннике. Вошедший в столь странно неудобное помещение сразу упирался в стену с темно-синими крашенными панелями. В левом и правом торце – двери цвета панелей. Дверь, что слева приоткрыта и сквозь широкую щель рассеянно падала полоса дневного света, благодаря которой появлялся шанс не свернуть шею в предбаннике без какого-либо освещения. Дверь справа была закрыта и только мрачно вырисовывалась своими контурами.

Женщина, не рискуя войти, просунула голову в щель. В просторной комнате, прямо перед ней, около большого светлого окна, впритык друг к другу, стояли два обычных канцелярских стола прежней эпохи. Справа от двери, вдоль стены располагались четыре стула. Все та же темно-синяя краска на панелях создавала печально-горестное настроение не смотря на потоки солнечного света, проникающие через окно и разливающиеся по всему помещению. За одним из столов сидела женщина пожилого возраста, довольно миловидная, с короткими крашенными в рыжий цвет волосами, яркой помадой на губах и неумело подведенными глазами. Она подняла голову от бумаг на телефонный звонок, размытым взглядом обдала голову посетительницы и, что-то резкое буркнув себе под нос, бросила трубку. Любовь Владимировна в нерешительности мялась у двери.