– Не накручивайте себя понапрасну, все не так страшно. Это же Италия, наша родина.

– И ты отправишься туда одна, Эмми?

Люси закрывает глаза, как будто приготовилась получить удар под дых. Все взгляды направлены на меня.

– Нет. – Я смотрю на скатерть. – Вместе с Лучаной.

– С кем? – Тетя Кэрол резко поворачивается к дочери. – Ты же не полетишь в Италию? Правда?

Я комкаю салфетку на коленях:

– Мы обе едем туда с тетей Поппи.

Все умолкают, в комнате становится необычайно тихо: кажется, муха пролетит – услышишь. Я поглаживаю шрам. Наконец бабушка со скрипом отодвигает свой стул от стола, молча встает, берет чашку эспрессо и направляется в гостиную с таким видом, будто не слышала ни слова из того, что я сказала.

Папа и дядя Винни сидят на корточках возле кресла бабушки и пытаются как-то ее утешить, а тетя Кэрол засыпает вопросами Люси. Я убираю со стола и стараюсь не подслушивать.

– Лучана, о чем ты только думаешь? Хочешь оставить своего нового кавалера ради какого-то путешествия? Смотри, упустишь свой шанс.

Я складываю тарелки в стопку. Атмосфера накаляется. У Люси на лбу вздувается вена. Повернувшись к матери, моя кузина шепчет сквозь зубы:

– Тетя Поппи обещала снять это чертово проклятие, если я поеду в Италию.

У тети Кэрол глаза буквально лезут из орбит, она наклоняется и хватается за грудь:

– Что? Да неужели?

Мне становится тошно, я опускаю голову и проклинаю себя… и Люси… и тетю Поппи.

Я мою на кухне бокалы, и меня всю трясет от бессилия. Неужели среди наших родственников не найдется ни одного нормального человека, который поддержал бы меня и Люси, просто сказал бы, что рад за нас, и пожелал бы отлично провести время в Италии. Но нет, никто из них не осмелится произнести это вслух, все боятся расстроить бабушку Розу. Она всех под себя подмяла, всех контролирует, включая и меня. Вернее, контролировала до этого момента.

Подходит папа и ставит свою тарелку на стол:

– Восемь дней в Италии. Долго же тебя не будет в магазине.

– Ага. И вообще-то, не восемь, а десять, прибавь еще два дня на дорогу.

Папа быстро оглядывает кухню, а потом наклоняется ко мне и говорит на ухо:

– Я с удовольствием позабочусь о Царапке, пока тебя не будет.

Повернувшись к отцу, я вижу, как у него заблестели глаза. Это просто невероятно! Я хочу его поцеловать. Хочу обнять папу, поблагодарить и сказать, что очень его люблю. Но это было бы слишком, поэтому я просто улыбаюсь:

– Спасибо, папочка. Вообще-то, я думаю попросить Кармеллу, если она захочет пожить у меня. Так для кота будет лучше.

О том, что моя одинокая кузина, которая до сих пор живет с родителями, убила бы за возможность покайфовать в отдельной квартире целых десять дней, я умалчиваю.

– Да, конечно. – Отец поворачивается, чтобы уйти.

– Папуль? – (Он оглядывается.) – Спасибо за поддержку.

Папа сжимает мои плечи и выходит из кухни.

Я набираю воду в раковину, и тут появляется Мэтт.

– Ты была великолепна! – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.

Это так неожиданно, я еле успеваю увернуться.

– Приятно слышать. Знаешь, возвращайся-ка ты назад: я хочу знать, что они там обо мне говорят.

Мэтт уходит, но в последний момент я по глазам успеваю заметить, как сильно он разочарован.

– Вот дерьмо! – шепчу я и опускаю руки в мыльную воду, приготовившись чистить чугунную сковородку.

Но тут чья-то холодная рука хватает меня за локоть. Я подпрыгиваю на месте и забрызгиваю столешницу мелкими пузырьками. Сквозь запотевшие линзы очков вижу хмурое лицо бабушки. Она подошла так близко, что я чувствую запах эспрессо у нее изо рта.

– Эмилия, ты пошла против моей воли. Ты приняла решение, не рассказав мне. Почему?

Хм, это, наверное, потому, что мне двадцать девять лет и я уже давно думаю своей головой. Но я сдерживаюсь и проглатываю эту непочтительную тираду.

– Не думаю, что ты позволила бы мне уехать, – честно отвечаю я и вытираю руки.

– Правильно. Я бы не позволила. И сейчас не позволю. Не дождешься.

Роза отворачивается и закрывает лицо ладонями. Это у нее такой способ выражать эмоции, не проронив при этом ни слезинки.

– Бабушка, я делаю это не потому, что хочу причинить тебе боль.

Я кладу руку ей на плечо, но она отстраняется.

– Ты сделала мне больно, Эмилия. Очень, очень больно.

– Прости. Но я не понимаю.

Бабушка отворачивается в сторону и промакивает сухие глаза кухонным полотенцем.

– Вот именно, не понимаешь. Куда уж тебе? Ты не знаешь всего. – Бабушка смотрит мне в глаза. – Моя сестра – il diavolo.

– Дьявол? – Мне смешно. – Неправда, Поппи очень даже милая. Ты бы ей позвонила, хотя бы поговорила с ней.