— На сцену приглашается Игорь Мелешко с требованием немедленно исполнить хорошую песню.

В зале произошло оживление, окрашенное лукавыми улыбками присутствующих. Татьяна поставила передо мной микрофон на стойке:

— Мы его уже настроили.

— Черти, — пробурчал я, разогревая руки гаммами.

Похоже тунгусский метеорит оказал меньшее воздействие на тайгу, чем моя песня на присутствующих. И это при том, что и певец, и гитарист я ниже плинтуса, но реально великие стихи написал Николай Заболоцкий — цепляет всех, кто слышит.

— Это что? Точнее, чья песня? — шёпотом спросила Татьяна.

— Стихи написал Николай Заболоцкий. Мне мама разрешила по ночам баловаться на инструментах, — скромно, рисуя сандалем окружности на полу, ответил я. — К тому же я вам обещал несколько песен написать. Кстати, а вы, Татьяна, не могли бы поработать над моим вокалом, а то не очень как-то у меня с этим. Вы умеете?

— Меня учили, но пока не пробовала. А музыку вы написали, это правда?

— Неправда, только мимо пробегал. Как ваши дела с ансамблем?

— Вот Саша — мастер на все руки, три школьника с очень интересными голосами, и я могу играть на пианино. Это все, что удалось сделать.

— Татьяна Сергеевна, у меня еще один вопрос: вы можете подбирать ноты с голоса? Могу напеть еще две песни. Мне кто-то сказал, что в Кингисеппе есть полупрофессиональный музыкальный театр. Там по большей части мается дурью некоторое количество музыкантов. Давайте съездим, глядишь — и сманим кого-нибудь. Можем разучить несколько песен для затравки разговора.

— Ну, что ж, давайте! Все равно, надо что-то делать. Когда займемся?

— Да, хоть сейчас, — я сложил руки в приглашающий жест и слегка подобострастно наклонил корпус.

— Нет, сынок, сейчас ты пойдешь ужинать! Никуда тебя не отпущу, пока не поешь! Носишься целыми днями… — мама разворчалась не на шутку. Единственное счастье, которое ей осталось, — это смотреть, как я ем. Сейчас она никогда не ест вместе со мною. Смотрит, как это делаю я, зачастую в предплачевном состоянии.

— Татьяна Сергеевна, не могу отказать маме. Через час, вас устроит?

— Устроит, конечно. Кто ж тебе может отказать?

— Только вот не надо, пожалуйста, делать из меня диктатора.

— Ну-ну-ну, обидься еще. Ты же взрослый человек! — эта присказка прилипла ко мне намертво, и каждый встречный-поперечный старался ввернуть ее в разговор.

Через неделю ежевечерних посиделок, то есть упорных занятий, мы решили, что можем ехать. У нас есть четыре песни для фортепиано с гитарой. Я добавил еще "Траву у дома". Здесь Гагарина еще помнят, всего четыре года прошло.

Татьяна серьезно нагрузила мой голос. Так, что я разговариваю со всеми, как правило, натруженным голосом Высоцкого. Мне нравится: чувствуется движуха, а Татьяна млеет от моих песен. Они, действительно, оказывают сильное воздействие на умы, взращенные на "Ландышах" и песнях Утесова.

Борис Аркадьевич, мужчина средних лет, производил женственное впечатление. Розовые щечки и яркий крепдешиновый платок вокруг шеи выдавали в нем личность творческую, а робкая лысинка, спрятавшаяся за бодрым чубчиком на затылке, — национальность.

— Чем могу быть полезен, товарищи? — еще более проявляя свою национальную принадлежность, спросил он.

— Мы хотим сманить ваших музыкантов в свой вокально-инструментальный ансамбль, — вонзил я правый хук в его представления о порядочности.

— А вы, товарищи, очень веселые товарищи.

— Борис Аркадьевич, это шутка. Давайте, мы вам споем для затравки разговора. Песня авторская, родилась в недрах нашего коллектива. Так сказать, для оценки нашего творческого потенциала.

— Прошу. Что вам для этого надо?

— Пианино и акустическую гитару.

После небольшой подготовки мы с Татьяной спели на два голоса "Есть только миг".

— Неплохая затравка для разговора, — после небольшой паузы задумчиво произнес Борис Аркадьевич, — а нет ли у вас еще чего-нибудь?

— Для вас, непременно.

Я исполнил сольно "Очарована, околдована", а когда закончил, то меня пригвоздил к полу взгляд прожженного администратора, почувствовавшего запах денег.

— Ваши предложения?

— Объединить усилия.