Граф коснулся бледных губ коротким поцелуем, но Валентина все же сумела отстраниться.

— И тебе ее нисколечко не жалко?

Но граф не успел ответить, потому что в этот момент неистовый вой потряс стены замка.

— Теперь жалко! — расхохотался он.

Но тут с грохотом распахнулись двери, и в залу ворвался огромный волк, таща на своем хвосте Дору. Теперь завизжала уже Валентина, и граф еще сильнее прижал ее к себе.

— Какого Ангела! — воскликнул он.

— Я пытался выгнать его обратно в лес, ведь волки нам, кажется, больше не требуются. Но ему, похоже, понравилось жить в замке! Простите, что мы испортили вам пятничное свидание…

— Которое сами мне же и устроили, будто я не в состоянии без посторонней помощи пригласить на танец собственную жену! Ваша ложь снова была очень романтичной. Но только в самом начале!

Граф выдернул из брюк ремень и бросил на пол. Дору извернулся и накинул его удавкой волку на шею.

— Еще не рассвет, — усмехнулся он, таща волка прочь из залы.

— Без ваших часов я бы уж никак не догадался об этом!

— Без наших часов, — Дору выдержал паузу, — у вас было бы свидание с другой женой…

Граф дождался, когда сын закроет дверь, и спустился на пол.

— Это ужасно. Она же его мать… Все-таки я плохой отец…

Но Валентина не думала говорить с ним о Брине.

— Ты почти разделся, — рассмеялась она, заметив, как граф подтянул брюки свободной рукой. — А до пятницы еще целых семь дней.

— Я просто решил переодеться, — в тон ей ответил граф. — Танцы отменились — к чему теперь фрак!

И направился к двери, но на пороге обернулся:

— Дору занят волками, Эмиль — часами. Сеньор Буэно давно не интересуется женскими прелестями. Ива с ребенком. И она женщина. Так что ты спокойно можешь пойти переодеться без моей помощи.

— Александр! — Валентина догнала его и взяла за руку. — Я просто думала о дожде. Как замечательно целоваться под ним… Это так же прекрасно, как и на дне озера…

Граф замер, но не обернулся.

— Я подожду до Петербурга, — отчеканил он. — Не беспокойся обо мне.

Они шли рядом, но у лестницы разминулись, потому что Валентина услышала плачь дочери. Когда Александр заглянул в детскую, она уже сидела в кресле- качалке и расправляла складки розового одеяльца у себя на коленях, одной лишь рукой придерживая дочь у груди. Граф опустился у ног вильи и осторожно взял в ладонь ее босую ногу, распрямляя подогнутые пальцы один за другим, чтобы коснуться губами стопы. Он исподлобья следил за лицом жены, каждую секунду готовый к тому, что та вырвет ногу. Однако Валентина не спешила отвоевывать свободу, и через пять минут вторая ее нога уже сама легла на плечо графа, требуя ласки.

— Интересно, останутся у нее твои глаза или нет? — спросила Валентина, осторожно отстраняя заснувшую дочь от груди.

— Неужели тебя смущает, что дочь может быть похожа на отца?

— А если она пойдет в тебя еще и характером?

— Я не уверен, что мой характер самое худшее, что Авила может унаследовать от родителей…

— Ты считаешь, что я намного хуже тебя?

— В чем-то — да, ты упрямее…

— Мы оба упрямые, и еще поглядим, кто кого в итоге переупрямит. Поднимись, будь так добр…

Когда граф отступил к двери, Валентина осторожно встала из кресла-качалки и медленно подошла к кроватке, чтобы опустить в нее дочь.

— Теперь у нас есть целых три часа на танцы, — улыбнулась она, только граф уже не видел в лице жены прежнего задора.

— Довольно танцев. С ними я тоже подожду до Петербурга. Но тебе все равно следует одеться, — добавил он тихо, но твердо.

Однако вилья вновь пожала плечами и направилась к двери без какого-либо намерения отыскать для себя одежду. Но лишь приоткрыв дверь, тотчас отпрыгнула назад и вжалась в грудь графа.

— В чем дело? — спросил тот ласково.

— Там этот! Старикашка! Я его боюсь. Выгони его из замка.

— Не могу.

— Но ты же хозяин. Ну ради меня, — подняла она на него молящие глаза. — Я не могу жить с ним под одной крышей. Отпусти тогда меня…

Александр в гневе оттолкнул жену.

— Прекрати!

Она сжала кулаки.

— Тогда и Петербурга не будет.

— А как же дождь?

— Дождь? — ее глаза сузились. — Я не поеду на машине. Я только полечу туда. Мы полетим вместе. У нас будет свобода на двоих. Ты сам мне это сказал.

 — Я пока еще не доверяю тебе, — буркнул граф.

— А я — тебе. Зачем ты тащишь меня в Петербург? Для Петербурга я умерла. Моя мать меня оплакала. Мои родственники справили по мне поминки. Зачем мне ехать в Петербург? Я не поеду. Я буду сидеть здесь. Голой. Взаперти. В этом райском саду. Без тебя. С моей дочерью. Убирайся! Вон!

Александр тоже сжал кулаки, но все же направился к двери. Как ему велели — он затворил за своей спиной двери рая. Его давно уже жил в аду.