— Александр… — Валентина с трудом выговорила имя, с каждым новым звуком все больше и больше сомневаясь в уместности подобной фамильярности после рокового вальса. — Дайте мне, пожалуйста, руку. Я никогда бы вас об этом не попросила, но самостоятельно мне не вернуться в башню.

Он молча сжал ей пальцы и, скинув со своих плеч шубу, накинул поверх куртки.

— Мне не холодно, — пролепетала Валентина, глядя на свои красные сапоги. Смотреть вампиру в глаза она боялась. — И у меня достаточно плотные перчатки, чтобы не чувствовать холода вашей руки, — голос дрожал, не подчинялся. И Валентина пошла на хитрость, подсказанную профессором Макгиллом, начала грубить: — Ваша рука — необходимость, с которой придется на данный момент смириться.

Граф отступил на шаг и теперь держал ее будто в танце — смертельном, и Валентина вновь вздрогнула от накативших воспоминаний.

— Как ты себя чувствуешь?

Она вскинула глаза — злость придала сил телу и голосу. Чего бояться? Умереть? Да он убьет ее, глазом не моргнув, если пожелает… Слова ничего не добавят и не убавят от его желания, зато хоть чуть-чуть согреют ей душу — уберут, пусть всего на мгновение, чувство полной беспомощности.

— Вашими молитвами…

— Валентина, прости меня.

Они смотрели друг другу в глаза, и с каждой секундой в груди Валентины становилось теплее и теплее от охватившего ее гнева

— Послушайте, граф! — она не могла заставить себя еще раз обратиться к хозяину замка по имени. — Не надо только лицемерия. Я ни на секунду не поверю, что вы раскаиваетесь. Только прошу, в следующий раз доведите начатое до конца. Не бросайте меня в состоянии полусмерти.

— Другого раза не будет, — сухо ответил граф и вложил ей в руку автомобильные ключи. — Завтра Рождество. Ведь этот подарок ты просила?

Не нужно было разжимать пальцы, чтобы понять, что она не ошиблась.

— Спасибо, — Валентина была рада, но голос не выражал ни радости, ни сожаления. Он звучал так же бесцветно, как у стоящего перед ней вампира. — Правда, я не уверена, что смогу сейчас сесть за руль. Я даже стоять больше не могу. Можно мы присядем вон на ту скамейку?

Вместо ответа вампир подхватил ее на руки — она даже вскрикнуть не успела, да и к чему кричать — она не испугалась. Он отнес ее к скамейке и, поставив ногами на самый край, расчистил голой рукой снег. В шубе Валентина не почувствовала холода скамейки. Только облегчение

— Я точно пьяная, — проговорила она с подобием улыбки — От свежего воздуха

Затем взглянула на луну — та сияла так ярко, что пришлось зажмуриться, и Валентина тут же почувствовала легкое головокружение, и вот она уже лежит головой на коленях графа Руки сами собой потянулись к его груди, чтобы оттолкнуть, но замерли на половине пути

— Это глупо, но я вам до сих пор верю

Александр поймал ее руки и притянул к своей груди, но взгляд от лица отвел.

— Какое ясное небо, никаких туч. Тебе нравится?

Она не стала смотреть на небо, куда был устремлен взгляд вампира Она не сводила глаз с его профиля, вернее висков, на которых засеребрилась седина Шел бы сейчас снег, она бы даже не обратила на нее внимания

— Мне все равно, — ответила она совершенно спокойно и про небо, и про его тревоги, если действительно имела хоть какое-то отношения к метаморфозе мертвых волос. — Я уже и вспомнить не могу, когда последний раз видела солнце. Я вообще мало чего помню после того, как вы… Укусили меня там, около церкви

— Я был бы рад забыть… — тихо ответил граф и вдруг прижал ее к себе с такой силой, что Валентина и через синтепон, и через мех почувствовала холод его мертвого тела

— Отпустите меня!

— Не хочу и не могу… Ты стала частью меня… Твоя кровь..

— Отпустите… — уже со слезами взмолилась она и зажмурилась

— Почему ты не хочешь остаться со мной?

— Да потому что вы не человек! — вскричала живая девушка, но крик не ослабил нечеловеческих объятий, в которые ее заключили

— А если бы я был человеком? — граф шептал, уткнувшись носом в меховой воротник, и губы его были слишком близко от подживших ранок

Валентина сжалась и даже вскрикнула, когда по телу, точно электрическим разрядом, прокатилось воспоминание о пережитой боли Или боль была новой, и он снова кусал ее… Пальцы разжались, и ключи упали в едва притоптанный снег. Граф тут же ослабил хватку, чтобы нагнуться за брелком Валентина чуть приоткрыла глаза — губы его оставались темными, без кровавых подтеков. Значит, не укусил…