Шрифт:
– Потребности. В такое время это потребности.
– Ну, пускай потрэбности. Хуже, что и не радует меня спиртной продукт – не то, что в молодые годы. Ты помнишь ли, Сашок, наш «Биомицин»?
– «Билэ мицнэ»? Как его забыть?
– Да-а-а… Теперь-то понимаю: дрянь дрянью, а тогда… Сколько чистой радости приносило!
– Чистой? Гм…
– Знаешь, Сашок, тогда чистой всё-таки… Недавно то вино вспоминал. Зато другие удовольствия остались. А дэвушки! Ваши дэвушки… Я помнил про них все эти пятнадцать лет. Э, послюшай, они сейчас ещё прекраснее, – знаешь, такой отчаянной красотой!
«И доступнее» – мысленно продолжил Сураев. Его кольнуло таки. Умом-то давно, ещё в студентах, понял, что глупо злиться на девушек, вешающихся на шею иностранцам. Если патриотизм такой, он нелеп. Если ревность племенного быка, она нелепа вдвойне. К тому же на носатеньких, поведения серьёзного, ассириек никто, насколько ему известно, и не покушается. А остальные – потому-то и хороши, что здесь столетиями кипят, смешиваясь, расы и культуры. Генка, значит, как был бабником, так им и остался. Вот только болтовни этакой за ним раньше не наблюдалось.
– Ты напрасно открыл форточку. Теперь весь дым вытянет сюда.
– А я прикрою дверь. Вот так. Послюшай, а ты бросил курить?
– Да. Когда началась наша свистопляска. Зарплату сожрала инфляция, сигареты исчезли. Потом появились у спекулянтов, и надо было ещё бегать, где-то доставать…
– Но ведь все были в таком же… в ситуации.
– Мне унизительна была именно ситуация. Да и давно хотел бросить.
Громовой хохот Толяна за дверью, потом хихиканье Ошки. Солдатские анекдоты имеют успех.
– А тепэрь, когда этого добра хватает?
– Так бросил же. Вот во сне иногда курю и злюсь на себя, что не выдержал характера.
– И что ты куришь?
– Как что?
– Какие сигареты, мне интерэсно, ты куришь во сне?
– Знаешь, мне и самому стало интерэсно… Прости, Ген, я нечаянно собезьянничал… А курю мои любимые, «Родопи». Бывает, что и «Ту-144», но тогда сержусь, что во рту кисло.
– Следовательно, эпоха американских сигарэт прошла мимо тебя.
– Не совсем. Помнишь, в самом конце шестидесятых, «Мальборо» за тридцать пять копеек?
– Ну, я курил «Приму», это вы, пижоны… Похоже, ты не разбогател за эту заварушку, Сашок.
– По мне, что ли, не видно?
– Не сэрдись, среди ваших ассирийских миллионеров модно ходить в калошах, привязанных веревкой.
– Сейчас уже не модно, говорят.
– Ваши теперь контролируют половину Крещатика.
– Ту, что больше пострадала. Развалины. Но ко мне это не имеет отношения, Гена. Я худая овца в жирном ассирийском стаде. Вот так.
– Выходит, Сашок, что на дядю ты не работаешь?
– Бог миловал… И не нужно мне на ночь страшилок, Гена.
Над головами бухнуло. Неужели шальная ракета и попадание неподалеку, в квартале? Нет, можно расслабиться: наверху танцуют, с позволения сказать.
– Как там, Сашок, у … э… у Хармса? Вот, кажется:
Тра-та-та…
Созвездья форму изменили,
А сверху слышен крик весёлый…
– …И топот ног, и звон бутылок.
– Недооцениваете вы свою культуру.
– Чью, Гена?
– Русскую!
Сураев подумал, что скорее всегда переоценивали, однако возражать не стал.
– Э, послюшай, как ты думаешь, почему за эти годы я так мало жил в Грэции? Ницца, Лондон и даже Аляска. Да, полгода на Аляске… А ларчик просто открывается, Сашок. Греки очень скучные люди – вот почему. У каждого куча детей – ну, это скорее плюс, согласен… Ходят в церковь, пьют, как птички. После обеда поголовно спят! С их точки зрэния мы с тобой, Сашок, гм… развратники и пьяницы. Но я развлекаюсь, нашел себе так-у-у-ю игру…
– А помнишь, как я спёр для тебя на военке боевой устав «Взвод, отделение, танк» и мы с тобой мечтали высадиться в Греции прогонять «чёрных полковников»?
– Да ну! Ей-Богу, не помню… Но никогда не забуду, как меня попросили из общежития и мы с тобой жили в твоей комнатке на Чкалова. За мной должок – помню, помню…
Неужели он не помнит и грустного финала той идиллии? Тогда Генкиной памяти можно только позавидовать… Что? Для чего это Генке?
– Да, кандидат, защитился по социологии. По-прежнему в той же лаборатории, маракую потихоньку со статистикой.
– В унивэрситете то бишь. Нужный ты человек, Сашок. И ещё хотел спросить, и лучше, пока эти черти не вэрнулись… Почему не написал мне в Грэцию, ведь Мила передала тебе адрес?