Он смотрел, как ее волосы скользят по плечу, по лицу. Сето оставила его с ногами. С шансом сбежать, не убив себя.

Акрина пронеслась рядом с ним, дрожа, как на коралле: «Стерва ушла. У тебя ноги. Уходи с человеком!»

— Да, — пробормотал он, пробегая глазами по разгневанному лицу смертной… и видя в нем беспокойство и тревогу.

О нем никто никогда не тревожился и не беспокоился. Он этого не заслуживал. Эта смертная женщина видела лишь часть того, что творила с ним Сето. Что бы она подумала, если бы узнала остальное?

Его тело содрогнулось, и он осознал реальность происходящего. Сето оставила его с ногами, и он мог положиться на женщину, чтобы добраться до воды.

— Помоги мне встать, пожалуйста, — он не собирался приказывать ей, не тогда, когда ее глаза начали краснеть от непролитых слез.

Эмброуз побледнел.

— Пожалуйста. Ты же хотела выбраться отсюда, верно? Мы можем сделать это сейчас — мне просто нужна помощь, чтобы встать на ноги. Прошло… — почти четыреста лет? — безумно много времени.

Смертная продолжала смотреть на него, в ее серебристых глазах стояли слезы, и его сердце бешено заколотилось.

— У нас нет времени, — сказал он, поднимаясь на колени. Великая Атлантида, они болели, как никогда прежде. Его вид привык к длительному отсутствию человеческих ног, но это граничило с преувеличением, особенно с учетом того, насколько он был слаб.

Вот почему Сето, вероятно, решила, что можно оставить его с ногами. Он был слишком слаб, чтобы ходить самостоятельно, — даже сейчас он чувствовал, что его ноги начинают трястись от напряжения. Через пару часов его организм придет в норму, и он будет в полном порядке. Но ровно через столько же времени вернется Сето, и будет слишком поздно уходить.

— Вот, обними меня за плечи, — смертная начала действовать, опустившись на колени с левой стороны. Он поднял руку, ненавидя себя за то, как трудно было даже поднять ее. Стыд усилил дрожь, но он подавил ее. Уход был его главной заботой, и заставить смертного помочь ему оказалось достаточно опасным. Неужели ей не противно прикасаться к нему? — Я встану, а ты привалишься к стене.

Он кивнул, коснувшись подбородком ее мягких волос. Его глаза на мгновение закрылись от этого ощущения.

Человеческий контакт. Нежная связь, помощь. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то помогал ему? Задыхаясь от эмоций, он позволил смертной помочь ему, сделав, как она сказала, и положив руку на стену, отклонившись от нее только на секунду.

И тут он заметил, во что она одета. Раньше он был слишком сосредоточен на том факте, что в его пещере была живая, дышащая душа после тысяч лет, и на том, что она не слушала его, когда он сказал ей уйти.

Милая Атлантида, на ней было меньше одежды, чем на его сородичах. По крайней мере, у них чешуя обернута вокруг талии и груди. Что бы ни было на смертной, оно едва ли это делало.

Тонкие, черные лоскутки ткани натянулись на загорелой коже, ее груди едва помещались в них. Эмброуз не мог не заметить их размер, как пышно они выглядели или какими упругими и мягкими казались. Нитка ткани спускалась по спине, маленький черный треугольник прикрывал ее бедра. Ноги у нее были длинные и мускулистые, талия тонкая и изящная, как и руки, шея и плечи. В общем, она была настоящей женщиной и не скрывала этого.

Эмброуз с трудом сглотнул, прогоняя желание.

Сейчас у него не было ни брюк, ни хвоста, а значит, и защиты от ее взгляда. Если она увидит, что что-то происходит, она бросит его, как камень, и уйдет.

Она встала, от нее исходил неповторимый аромат. Смертная… притихла. Это странно. Ее прежний энтузиазм пропал, когда она подняла его на ноги, но он не осмелился прокомментировать это.

Когда женщина выпрямилась, он согнулся вдвое, и было бы смешно, если бы момент позволил. Эмброуз вздохнул, нервы его напряглись, словно кто-то подсоединил его к электрическому угрю.

Так близко к свободе. Так близко к тому, чтобы уйти. А как же смертная? Он смутно припомнил вход в пещеру, тот был полностью погружен в воду.

Эмброуз смотрел на нее, тяжело дыша, пытаясь заставить свои мышцы справиться с тем, что происходило. Она не сможет выбраться из пещеры без воздуха, а у него не было возможности дать ей его.

Его осенила мысль — опасная мысль.

Ее голос, ворвавшийся в его мысли, был успокаивающим. Он подозревал, что так оно и было, хотя она и не пыталась. То, как женщина двигалась, как смотрела — она была воплощением нежности, если не считать ее странных разговоров о камерах и телевизоре, что бы это ни было.

И, конечно, ее непослушание. От этой мысли его губы сжались в тонкую линию, но он не стал задерживаться на таких мыслях. По крайней мере, сейчас.

— Ты можешь идти? — спросила она, и ее голос окатил его прохладной волной.

— Д-да, — сказал он нерешительно.

Серебряные глаза метнулись к нему.

— Ты уверен? Если мне придется помочь тебе встать на ноги, потому что ты солгал мне, то это займет больше времени.

— Я не лгу, — проскрежетал он, в нем вспыхнул гнев.

Она еще мгновение смотрела на него, потом коротко кивнула.