Шрифт:
– Дима, привет! Спускайся.
Я слез с велика и начал спускаться по небольшому склону вниз по узкой тропинке. Через пару секунд я увидел ручей, а через него перекинутую большую металлическую бочку, промятую по центру и утопленную в высокие берега ручья. Выходило что-то вроде моста.
– Я – Настя, а ты – Дима.
– Привет, – сказал я, – приятно познакомиться.
Она махнула рукой, показывая, чтобы я подошел ближе.
Настя сидела по центру, свесив ноги по обе стороны бочки. Импровизированный мост, несмотря на свою хлипкую конструкцию, выглядел крепко, поэтому я решился залезть и сесть рядом.
Настя выглядела забавно, не так, как другие местные девчонки. На ней было желтое короткое платье на тонких лямках, под ним шорты до колена, кеды, а на голове две загогулины, как круглые ушки. Причем платье явно было сшито каким-то неумехой, швы плясали, подол платья был волнистым, как будто его просто забыли подшить.
У нее было очень живое лицо и широкая улыбка, она сразу располагала к себе.
– Так откуда… – начал я.
– Откуда я знаю твое имя? – договорила Настя.
Я кивнул.
– Я дружу с твоей бабушкой, она мне про тебя рассказывала, а еще все девочки в моем классе про тебя говорят. Ха-ха.
– Интересно, – сказал я, немного поперхнувшись.
– Да ничего интересного, просто им заняться больше нечем, вот и сплетничают.
– А ты не сплетничаешь?
– Конечно нет, у меня другие интересы, – сказала Настя с вызовом.
– Какие это? – я начал немного подсмеиваться над ней, она казалась мне очень забавной и маленькой, хотя была всего на пару лет младше меня.
– Я вообще-то шью, – сказала Настя и показала пальцем на свое платье.
– А, вот оно что. – Пазл начал складываться.
– Как тебе? – Она резко встала на бочку и покрутилась.
В этот момент ни о каком платье думать я не мог, потому что дух захватило от того, что она может упасть с бочки в ручей.
– Не волнуйся, бочка крепкая, – сказала Настя, увидев мое беспокойство, и в подтверждение своих слов попрыгала на бочке. Легче мне не стало.
Но так как ответ от меня требовали, то я сказал:
– Платье класс.
Ответ Настю устроил, и она села обратно на бочку.
– Я хочу быть костюмером.
– Круто, – сказал я, нисколько не подсмеиваясь. Меня всегда восхищало, когда человек твердо знал, чего хочет, я был не из таких и очень завидовал.
– Закончу школу и поеду поступать в Питер на театрального костюмера.
Тут мне было что добавить, я рассказал Насте о том, что моя мама актриса и все детство я провел в гримерных и костюмерных театра. Настя была в восторге, чувствую, что это прибавило мне сразу тысячу очков в ее глазах. Она расспрашивала меня обо всех нюансах работы костюмера и о том, что я видел в театре.
Мы проговорили почти час. Когда тема была исчерпана, я спросил:
– Слушай, а чего это те пацаны тебя обижают?
Видимо, это был не очень удачный момент для смены темы, и она как будто потухла:
– Они просто дураки.
– Часто так делают?
Она посмотрела на меня, как будто считывая по моему лицу, могу ли я принести ей проблемы, решила, что нет, и ответила:
– Постоянно.
– Ты кому-то рассказывала про это?
– Кому тут рассказывать, все и так знают.
– Твои родители и учителя знают, что они тебя обижают, и ничего не делают?
Я был поражен, конечно, мои одноклассники тоже не были святыми, но такого я еще не видел.
– Мама приходила как-то в школу, говорила, что так нельзя, что меня травят, что никто такого не заслуживает, но ты знаешь, стало только хуже. А учителям все равно, лишь бы в школе не дрались. Раньше я расстраивалась, а потом перестала. Пусть завидуют, а то уеду, а они в этой дыре умрут все.
Я не знал, что ответить, мне было очень обидно за Настю.
– А ты говорила этим парням, что тебе не нравится то, что они делают?
Настя посмотрела на меня как на отсталого.
– Знаю, звучит тупо, но у нас в школе это помогает, я сам видел много раз. Главное – сказать четко и серьезно. Мне так не нравится. Не делай так больше.
Настя пожала плечами.
– Я вообще не понимаю, как тебя можно обижать, – дополнил я абсолютно искренне.
– Не переживай, мне все равно на этих придурков. Мама говорит, это потому, что их дома не любят, обижают. Вот они и отрываются на тех, кто помладше. Дома-то их никто не слушает.