Сгорая от любопытства, Наталья влетела в здание банка, притормозив в вестибюле возле зеркала, чтоб носовым платком протереть новые шикарные сапоги. Завистливые взгляды случайных прохожих улучшали ей настроение, ослабляя хватку жадности, вцепившейся в горло. Подняв глаза от милых сердцу черевичек, она увидела Олега и девиц, стайкой разноцветных птичек окруживших зама по финансам и внушительную металлическую пепельницу на высокой ножке. Курилку возле туалета прикрыли, и страдальцы сигаретной зависимости должны были покрываться позором, предаваясь пагубной привычке у всех на виду, чтоб народ знал в лицо своих отравителей. Олег же сиял и пах, как тюльпан среди незабудок, угощая молоденьких тружениц кредитного и прочих отделов тонкими дамскими сигаретами.

— Много вам, девушки, свободы дали, — донеслось до Натальи. — Где дресс-код? Кто в «мини», кто в «макси», а еще неизвестно, что за этим скрывается, — глаза мартовского кота изучали стройную фигуру одной из соискательниц внимания, затем взгляд скользнул в ее глубокое декольте.

— У кого что. У одних стройные ножки, а у других — одни воспоминания, вам виднее, — бойко ответила девушка, явно намекая на шефиню.

— Фу так о начальстве. Она красивая женщина, так сказать, в самом соку.

— Так то на любителя. Кому сок с кислинкой, а кому и медок с горчинкой.

— От сладкого кариес на зубах.

— А от кислого геморрой на заднице, — парировала девица.

— Все, курочки, за работу, — Олег заметил навострившую уши Наталью и поспешил к ней с улыбкой, обещающей самые большие кредиты под самые маленькие проценты.

— Что привело вас в наши края, Наталья Семеновна?

— Любовь к советскому кинематографу, Олег Петрович. Помните фильм «Вий»? Замечательная фраза вспоминается: «Поднимите мне веки». Я и подумала, пора нашей с вами общей знакомой обратиться к специалисту, к «глазнику», подкорректировать, так сказать, диоптрии в розовых очках, — сладко пропела Наталья, возвращая улыбку, как учила мама.

— А-а-а, вы решили ускорить отход в мир иной. Понимаю, жизнь в одиночестве, с матерью-самодуркой стала невыносима. Что ж, такой способ ухода из жизни в нашем кино еще не рассматривался. Маразм и климакс в одном флаконе, — продолжая улыбаться, Олег вдруг больно схватил ее за руку и процедил сквозь зубы: — Только попробуй, я тебе башку отвинчу, — и добавил громко, отпуская руку: — Всего хорошего, Наталья Семеновна.

Театрально поклонившись, он направился к выходу. Наталья осталась стоять посреди вестибюля, хлопая глазами, как фарфоровая кукла, и потирая вмиг покрасневшее запястье. Проходившие мимо люди здоровались, многих она знала по работе, а она все стояла и смотрела на крутящиеся двери, за которыми скрылся Олег.

Пасмурное утро тянулось невыносимо долго, бесконечно перетекая в хмурый и тягучий день. Настроение у Ларисы было отвратительным, несмотря на то, что наступил ее любимый день недели — пятница. Народная мудрость гласит, что пятница — это маленькая суббота, но сегодня даже фольклор не утешал. Войдя в кабинет, Наталья с порога установила, что подруга пребывает в самом мрачном расположении духа. Она решила отложить рассказ об Олеге, чувствуя нутром, что момент разоблачения змееныша лучше перенести.

— Привет. Вот и я, заждалась? — начала она весело.

— Что-то все наперекосяк, — стоя у окна, грустно отозвалась Лариса.

— Да фигня, полоса белая, полоса черная, полоса белая…

— А потом задница.

— Нет, — запротестовала Наталья, — потом кисточка. Что-то произошло? Могу помочь?

— Ага, пристрели меня, — устало вздохнула та, упорно рассматривая стройку нового здания банка. — Садись, — наконец повернувшись лицом, предложила она подруге.

В дверь кто-то поскребся, показалась голова и затем целиком начальник юридического отдела.

— Я только документы забрать, Лариса Михална.

Дитя интернационала и московской «Олимпиады», Антон Пьерович Николя никогда не был во Франции, унаследовав от беспутного папаши только отчество и фамилию. К его паспортным данным в холдинге давно привыкли, но Наталья по обыкновению подавила улыбку, воображая, что на месте мифического Пьера мог оказаться, например, Оливье. Тоже типичное французское имя, как им сказали на курсах.

Когда юрист удалился, вошел секретарь, молча расставил чашки, кофейник, корзинку слегка поджаренных тонких хлебцев, нарезку и «намазку», слово, придуманное Натальей для паштетов и мягких французских сыров.

— Спасибо, Егор.

— Спасибо, — пробубнила Наталья, скидывая на руки секретарю пальто.

Наконец дверь плотно затворилась. Наталья плюхнулась в кожаное кресло перед сервированным журнальным столиком. Лариса молча подошла и села напротив. В задумчивости она взяла кусочек хлебца и стала аккуратно намазывать его гусиным паштетом. Наталья следила за ее движениями. Прошла минута, а Лариса все намазывала и намазывала, с маниакальным упорством стараясь не пропустить ни миллиметра поверхности тоста. Нож опускался в банку, не касаясь краев, а потом танцевал над хлебцем вправо-влево, показывая то один свой серебристый бок, то другой. Наталья начала нервничать. В баночке оставалось уже меньше половины, максимум на один бутерброд, а подруга все зачерпывала и намазывала, зачерпывала и намазывала.