Разведчики рассмеялись.

– Пароль, Максимка, «Черномор». Если вдруг что-то случится, сразу кричи пароль.

– И вы придёте?

– Мы прибежим, малыш, мы прибежим, очень быстро.

***

– Командир, – прошептал один из разведчиков, – как думаешь, сдадут или нет? Мало ли, в оккупации жили.

– Эти не сдадут, – глядя вслед женщине с сыном, усмехнулся капитан, – они наши. И всё-таки, как пацан нас обнаружил, есть мысли?

Бойцы молча пожали плечами.

***

В хате вкусно пахло жареной картошкой и грибами. На печи спал Максим, рядом, нагло раскинув лапы, тарахтел кот. Аккуратно, чтобы не разбудить, женщина достала из-под головы сына книгу:

«…море вдруг

Всколыхалося вокруг,

Расплескалось в шумном беге

И оставило на бреге

Тридцать три богатыря;

В чешуе, как жар горя…»

Она улыбнулась, вспомнив встречу в лесу. В окно требовательно постучали.

– Кого там нелёгкая несёт на ночь глядя… – недовольно пробурчала свекровь.

– Принимай гостя, Семёновна!

– И не спится же ироду, чтоб ему пусто было, – шепнула женщина и, перекрестившись, пошла открывать.

В дом, стуча сапогами, ввалился средних лет мужчина в грязной телогрейке и замызганной белой повязке на рукаве 4 . Без приглашения усевшись за столом, он смачно отрыгнул:

– Не нальёшь ли гостю дорогому, хозяйка?

– Дороже некуда, – Семёновна поставила на стол стакан и неполную бутыль мутного самого. – Что надо?

– Да вот, – почесав голову, хмыкнул визитер, – иду мимо, дай, думаю, забегу, спрошу про житье-бытье. По-соседски. Ваше здоровье.

– Ишь, сосед мне выискался.

– Ох, – старательно занюхивая рукавом, закашлялся полицай, – забористая у тебя самогонка, хозяйка. Катерина, присаживайся, давай вместе выпьем.

– Я не пью, – тихо отозвалась невестка.

– Канешна, вы ж, мать вашу, культурные, образованные, инте..интелихтенцыя, – пьяные глаза налились злобой, – я вас мог вот так!

Кулак стукнул по столу.

– Тише ты, разорался, внук уснул, разбудишь.

– Но не сделал, – понизив голос, продолжил полицай, – жалел, и пацана вашего жалел, и тебя, Семёновна, и невестку. А почему! Потому что сердце имею. Думаешь, по головке погладят в комендатуре, если узнают о том, что она жена офицера Красной Армии. Ваше здоровье.

– Петя, Петя, – подперев голову, свекровь смотрела прямо в глаза, – и до войны ты трусом был, и сейчас такой. Думаешь, не знаю, что тебе надо? Боишься ты, кары боишься за дела свои.

– И боюсь, да только не одному мне бояться надо. Катерина, неси стаканы и садись за стол! Уважь люд простой!

– Иди, Катенька, иди, – позвала свекровь.

Невестка молча поставила стаканы и присела.

– Ну, – наливая самогон, просипел полицай, – давайте, в последний раз.

– Крайний, – тихо поправила Екатерина.

– А я говорю, последний, – мотнул головой гость, – и для меня последний, и для вас. Будем.

Когда дверь с грохотом захлопнулась, Семёновна посмотрела на невестку:

– Вот что, дочка, бери Максимку и марш в сарай ночевать. Лето на дворе, не замёрзнете. А в сене, даст Бог, не заметят.

– Что вы такое говорите?

– А ты, Катенька, не понимаешь? Петя хоть и пьяный, но зря языком молоть не будет, – и, промокнув платком глаза, свекровь продолжила, – бери внука и уходи.

***

– Командир, – в овраг ввалились двое бойцов, – деревня оцеплена.

– Собираются сжечь, – скрипнул зубами офицер, – радист!

– Я!

– Связь быстро!

– Есть.

И, повернувшись к разведчикам, спросил:

– К развалинам подбирались?

***

Сна не было. В ушах звучали пьяные выкрики полицая: «для меня последний, и для вас» и слова свекрови: «Петя хоть и пьяный, но зря языком молоть не будет». Сухой выстрел разорвал предрассветную тишину. Она вздрогнула и прильнула к щели между досками.

«Господи, неужели?».

По деревне шли немцы. Остановившись у первой калитки, один их них что-то крикнул стоявшим рядом полицаям и те, выполняя команду, бросились в дом. Через минуту двор заполнился криками и плачем: полусонных людей без церемоний вывели на улицу и, подталкивая прикладами, погнали вперёд. Запахло дымом.