Шрифт:
– Чего? – переспросил Линейка.
– Я говорю, – как для глухого прокричал ему в ухо отец Фома, – что Бог вас так любит, что Его для вас действительно не существует.
Лицо Линейки передернулось.
– А я знал… Я так и знал.
И он засеменил к скитским воротам.
На лето в село приехал мальчик Андрейка. Очень ему понравился старый скитский храм, лампадки у икон, тихое монашеское пение, службы. Бабушка просила отца Фому крестить городского. Отец Фома строго спросил:
– Сам-то креститься хочешь?
– Хочу.
– А в Кого?
– В Иисуса Христа. Там еще на крестике написано: «Спаси и сохрани».
Крестили Андрейку.
Стоит раз у любимой калитки отец Фома, глядит, а Андрейка к храму какими-то окружными тропами пробирается, совсем не оттуда, где живет.
– Боишься, что ли, кого? Чего кружишь-то дворами?
– Собака там страшная: ругается, рычит, если близко подойти, наверняка укусит.
– Нет, не укусит, ты ее господин.
– Я – господин? – вытаращил глаза Андрейка.
– А как в Писании сказано: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8: 22).
– А это что значит?
– Значит, что все животные зависят от человека и его спасения. Если ты с Богом, то тебя все послушают, даже медведь и лев…
– Да ну… – не поверил Андрейка.
Отец Фома рассказал про преподобных Сергия и Герасима да добавил:
– Все животные понимают человека. Вон, смотри, бежит собака, надо бы с ней поздороваться.
Андрейка опять посмотрел недоверчиво.
Собака пробегает мимо, а отец Фома ей говорит: «Здравствуй, собака!» Она на него внимательно посмотрела, кивнула и побежала дальше (собаки, они же всегда по делам бегают).
Андрейка остановился и посмотрел на батюшку:
– Так что же, и мой кот Васька все понимает?
– Конечно, только виду не подает. А то бы ты его заставил тапочки себе носить.
– Это как?
– Ну вот мама просит тебя помыть посуду, ты что – немедленно бросаешься мыть? Нет. Ты еще долго что делаешь? Правильно, включаешь дурака. Вот так и животные изображают, что будто ничего не понимают.
Одна дама весьма требовательно обратилась к отцу Фоме за благословением на аборт. Мол, никак: пила во время первого триместра антибиотики, родится урод.
Отец Фома не стал увещевать ее и не рявкнул, как обычно, а подобно доброму дедушке, подперев кулаком щеку, опершись на любимую калитку, рассказал даме историю:
– Одна моя духовная дщерь, гинеколог по профессии, отказывалась делать аборты, потому как это убийство. Ну, конечно, кроме внематочной беременности. Скандалы в отделении стояли ужасные. Но она все терпела. А тут как-то начальство направило к ней молодую женщину со странной просьбой: «Удалить патологически развитый плод». А выяснилось вот что. Женщина эта пару лет назад вышла замуж за очень состоятельного человека, нефтяного магната, которого очень уважала и несколько побаивалась. Когда она узнала, что беременна, муж был в деловой поездке. Не зная, как он отреагирует, она не ходила в женскую консультацию, все ждала удобного случая узнать его решение. Случай все не подворачивался, потому что муж был вечно занят и мотался по дальним командировкам. И вот как-то несколько времени спустя он звонит и сообщает, что у него выдался отпуск и он купил путевки на дальние моря-океаны, мол, готовься, милая. Она решила удалить ребенка – не ехать же с животом в отпуск. Врач моя, конечно, делать операцию отказалась, но с женщиной поговорила, пытаясь убедить ее родить дитя. Та наотрез отказалась. А так как начальство больницы зависело от денег ее мужа, то они нашли-таки доктора, согласившегося сделать такую операцию. Но плод был уже крупный, решили делать кесарево сечение. И произошло чудо – вместо убийства родился живой ребенок, недоношенный, но здоровый. Пришли педиатры, осмотрели его, говорят, что выходить его несложно. Оставили младенца пока в отделении гинекологии – может быть, молодая мамочка одумается. Врач моя сидит в раздумьях о ней, как вдруг в ординаторскую заходит женщина с белокурым мальчиком:
– Доктор, вы помните меня?
– Нет.
– Много лет назад у меня муж упал с крыши на даче, стал инвалидом-колясочником, а я была беременна четвертым. Хотела делать аборт, а вы меня тогда отговорили. Посмотрите на моего Димочку, я его специально привела вам показать, поблагодарить. Он на скрипке играет, все конкурсы выигрывает, стал у нас кормильцем в семье.
Врач моя хватает эту женщину и мальчика за руки и бежит показать их той, молодой, чей ребенок лежал в отделении, с мыслью: «Вот, посмотри, чего ты лишаешься!» А там в коридоре шум, крики. Оказывается, эта молодая женщина очнулась после операции, нашла своего ребеночка, увидела ведро с грязной водой, которое оставила техничка, и утопила его там.
В качестве идеального брака отец Фома любил вспоминать семью своего дяди Федора Федоровича:
– Федор Федорович любил поутру, после завтрака, постоять с женой в молчании, держа ее за руку. Когда хозяйка квартиры спрашивала об этом недоуменно, Федор Федорович отвечал: «Это мы с Аннушкой так ругаемся».
– Батюшка, обо мне никто не молится.
– Никогда не знаешь, кто о тебе молится. Моя первая учительница с именем матери Ленина аккуратно переписывала имена учеников нашего класса и относила этот список на проскомидию в храм. Это в советские-то годы! Тренер-татарин молился о нас в церкви, когда я мальчишкой занимался спортом. Мой профессор музыки носил четки не просто так. Вахтерша в академии всегда помнила меня по имени, потому что поминала… Так что никогда не знаешь, кто о тебе молится. Теперь вот и я о тебе молиться стану.