К отцу Фоме в храм пожилая женщина притащила своего сына-юношу. Женщина была в отчаянии:

– Он никого не слушает, убегает из дома, курит, пьет водку. Стал воровать.

– Это хорошо, – спокойно сказал отец Фома.

– Что ж хорошего?

– В тюрьме хорошо. Так мне сказал один пожилой человек, много отсидевший. Там порядок, там все правильно. Там учат тому, чему мама не научила в детстве. Не вымыл руки после параши, с тобой никто в лагере за руку здороваться не будет. Зашел в «хату» и не поздоровался, вообще за человека держать не будут. Ну и так далее.

Вот важное – «чему мама не научила в детстве». И заметьте, лечится это тюрьмой. Мама должна научить всегда носить чистый носовой платок, мыть руки перед едой, не чавкать, когда ешь, и не ширкать, когда пьешь, уступать место дамам и пожилым, быть аккуратным, вежливым, уважительно относиться ко всем, а это все – манеры. Не хотите получать манеры здесь, получите их в тюрьме, молодой человек. Там сидят те, кто на свободе Богу не нужен.

– А без тюрьмы никак? – робко спросил побледневший юноша.

– Выходит, никак.

(Так и случилось: юноша этот участвовал в ограблении. Уже сидя в СИЗО, он просил отца Фому крестить его, чтобы уйти в тюрьму христианином. Чудесным образом его освободили в зале суда из-под стражи, дав условный срок.)

Явился какой-то городской на исповедь к отцу Фоме. Тот его спрашивает:

– А чего вы, голуба моя, крест нательный не носите?

– Нет привычки. Пробовал. Нитка от креста все время душит.

– А вот я вам расскажу про крестоношение. Есть у меня духовный сын – Савва Петрович. Его история весьма поучительна. Савва Петрович всегда с трепетом относился к своему нательному крестику. И тому были причины. Когда бабушка Лизавета тайно отвела его с сестрой креститься, ему было всего четыре года. Но он запомнил, что крестик был не на ниточке, а на красной ленточке, словно какой-то орден. Он уже немного умел читать, и надпись «Спаси и сохрани» ему понравилась. Это его, Савку, будут спасать и сохранять. Хорошо. Но дома родители крестики отняли и положили их в шкатулку с мамиными сережками. Родители были против крещения детей, но они не хотели ссориться с бабушкой.

В девятнадцать лет Савва начал читать Евангелие, заходить в храм, чтобы прикупить книжек, и там нечаянно встретился с воскресшим Христом. После этого он пошел к маме и забрал свой крестик, который стал для него знаком личного выбора между широким путем погибели и узким путем спасения, в пользу последнего. Правда, в это самое время он пытался себя заставить курить и целенаправленно курил по вечерам, но так и не сложилось. В двадцать лет Савва женился на одногруппнице Верке, через год у них родился сын Василий, и хоть был у него врожденный порок сердца, но он был веселый мальчик. К рождению сына друг привез Савве кипарисовый крест из Израиля с надписью «Jerusalem». Для сына он был великоват, поэтому Савва сделал нитку из черного бисера и сам надел деревянный крест как святыню. По воскресеньям стал ходить в храм на литургию, читать молитвенные правила. А жена не хотела ни церкви, ни креста, ни даже разговоров об этом. Савва без ее разрешения крестил сына Васю. И когда тот немного подрос, стал брать его в храм, чтобы привыкал к красоте богослужения.

Вера продолжала презирать все церковное, но однажды, проснувшись поутру, она подумала, что вот муж ее и сын ушли в храм, и ей стало ужасно одиноко. Непонятно зачем, она попросила Савву организовать ей крещение. Но после крещения ее как подменили. Она стала устраивать скандалы и истерики. На работе у нее не клеилось, сын ее не слушался, жизнь вся занеудалась. Вера попросилась пожить у мамы в дальней деревне. Савва отпустил.

Через сколько-то времени он поехал в деревню навестить жену, тем более что у нее намечалась встреча с бывшими одноклассниками, и она хотела познакомить его с ними. Одноклассники показались ему толстыми и вульгарными. Они выбрались на пикник у озера, берег которого переходил в чудесный цветущий луг. За купанием и разговорами с подвыпившими одноклассниками жены Савва не заметил, как потерял свой нательный деревянный крест. До самых сумерек он ходил по лугу и искал свою святыньку. Он молился сначала судорожно, потом плаксиво, потом просто клянчил у Бога. И вдруг произошло чудо, как если бы он нашел иголку в стоге сена: на высоком стебле цветка висел, покачиваясь, его крестик. Слава Богу! Савва растрогался и, поблагодарив Небеса за чудесное возвращение, позволил себе идти домой. Жена вернулась в город только в конце лета. На шее ее сиял огромный засос. На вопрос Саввы она ответила, что баловалась с младшей сестрой. Но через полгода, Великим постом, открылось простое: жена изменяла ему с каким-то деревенским мужичком, постоянно отпрашиваясь «съездить к матери». Савва выслушал ее, сердце было разбито, да и священник предупредил его потом на исповеди, что надо привыкать, что это надолго. Савва простил жену, с условием, что она исповедуется в храме.

Они стали жить дальше, но трещина в их браке поскрипывала и не уменьшалась. Савва подумал было, что венчание скрепит их брак. Но и после того, как я венчал их, лучше не стало. Жену как прорвало, она бесконечно рассказывала ему о своем «приключении» со всеми подробностями, в том числе о том, что засос ей поставил любовник на том самом лугу, где Савва потерял и нашел свой крест.

Начавший прозревать что-то Савва подарил свой деревянный крест другу, но крест сломался у того через неделю напополам. Савва отыскал свой первый крестик, надел его, но и тот скоро пропал бесследно во время бури на реке, когда они по колено в грязи выталкивали застрявшие машины. Савва понял, что, кажется, перемена креста – это перемена судьбы, и купил себе в храме новый серебряный крест. Эти его прозрения подтвердил еще один случай. На день рождения Саввы собрались друзья, и одна подруга, джазовая певица, подарила ему серебряный крестик, который был куплен ее жениху, с которым они недавно расстались. Весьма устрашившись такого подарка, Савва передарил его тут же своему другу Егору, который давно крестился, да вот креста себе не завел. Через два дня Егор заявился поздно вечером к Савве пьяненький. Он о чем-то говорил, потом вдруг замолчал, поднял свои небесно-голубые глаза, в них стояли слезы: «Слушай, Савка, я что-то в религию ударился». В глазах Егора стоял какой-то дивный свет, словно отблеск Царства Небесного. Подаренный крест был будто малой крупицей, кристаллизовавшей некую давно пресыщенную солью жидкость внутри него, душа его стала чем-то плотным и пламенеющим. После того вечера он стал понемногу меняться во вполне церковного человека.

Позже Савва стал Саввой Петровичем, преподавал в вузе теорию архитектуры и Закон Божий в воскресной школе своего храма. Архиерей давно заприметил его и предложил рукополагаться в диаконы, а потом и во священники. Но как только Савва рассказал жене о своем решении стать священником, жена ушла из дома. Совсем. Это переполнило чашу ее терпения. Савва стал жить домашним монастырем: он, сын и кот. Рукоположение отлагалось навсегда. Ну ничего. Он стал отцом-одиночкой, но не чувствовал одиночества, с ним были Бог, сын и студенты.

Савва Петрович стал вести для студентов библейский кружок. Среди его учеников самым начитанным был баптист Саша. Его отец и дед сидели в советское время в тюрьме за свою веру, Саша тянулся к православию, но семейные узы удерживали. В библейском кружке много и свободно говорили про Евангелие, о трудах святых отцов. К этому времени Саша женился на Светке, которая из православия перешла к баптистам после трехлетних бесплодных походов в храм: она так и не исповедалась ни разу, никто с ней в храме так и не заговорил. А на Пасху она встретила группочку баптисток, которые стали обнимать ее и целовать: «С воскресением Христовым, сестра! Бог любит тебя. Аллилуйя!» Светлана стала баптисткой, да еще и весьма суровой. Все попытки мужа обратиться в православие она решительно пресекала. А он любил ходить к Савве Петровичу, которому, конечно, не очень нравилось, что баптисты не почитают святых и Божью Матерь, не признают икон и крестоношения…