— Знатоки и ценители не пьют зеленый чай с сахаром. Вообще не пьют чай с сахаром, говорят, только портить вкус напитка. Но я тебе точно говорю: на самом деле так можно.

Можно подумать, она сама не знала. И чего полез со своими полезными советами? Но она подняла на него сияющий смеющийся взгляд и потянулась к сахарнице. И у него как-то сразу потеплело на душе. И во всем теле тоже. Честно говоря, даже немножко чересчур. Наверное, он все-таки болеет.

— А ты никому не расскажешь? — таким же тоном спросила она. — Обещаешь?

— Буду нем, как рыба, — пообещал он. И она кинула в чашку кубик сахара, два, три, четыре, ох и сложно же будет о таком молчать! Размешала, выпила. Одобрительно кивнула.

— Да, так действительно гораздо лучше.

Провожая ее обратно до пиццерии, думал, что, с одной стороны, тут есть еще японский ресторанчик, грузинский, стейк-хаус, кафе-мороженое и пара кондитерских, а там можно и на второй круг идти, а с другой стороны, надо бы, наверное, проявлять какую-то инициативу, да? Мужчине же положено. Раз сводил поужинать, два сводил поужинать, но не может же она после этого сама на него вешаться. Обычно на него как раз-таки и вешались, но он точно знал: она — не будет. Она, наверное, привыкла, что ее добиваются, завоевывают, какого хрена она забыла официанткой в пиццерии, интересно? Но вот как ее добиваться, если он не уверен, что физически это выдержит? Она его вчера поцеловала — в щеку! — так у него сердце потом весь вечер билось быстрее положенного и щека горела. От легкого прикосновения к руке он еще пять минут приходил в себя. И надо бы взять ее за руку, поцеловать и так далее, но как он, интересно, это прекрасное ощущение переживет? И переживет ли вообще?

«Быстрицкий, не тупи, — сказала ему какая-то часть его личности (явно не мозг). — Ты ради нее сейчас умереть готов. Скажешь, нет? Вот и давай, бери ее за руку с риском для жизни. Сдохнешь — так тому и быть, хотя бы цель достойная».

Достойная? Ну ладно. И он задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и взял ее за руку. И понял, что до этих пор о страсти он знал примерно ничего.

Когда он взял Риту за руку, она напряглась. До «Каприччо» отсюда еще целый коридор, а подсобка еще дальше по коридору. А довести его туда в том состоянии, в котором он сейчас окажется, — задача не то чтобы непростая, но муторная и противная. Придется пообещать ему всякого, хорошо хоть, что исполнять не нужно. И тут она по-настоящему удивилась второй раз за эту историю, потому что он не начал тут же распускать руки и бормотать нечленораздельное, о нет. Он повернулся к ней и сказал:

— Прости, что не спросил раньше, я как тебя вижу, мозги отключаются. Как тебя зовут?

— На мне же написано, — улыбнулась она, слегка выпячивая грудь. Это, конечно, была уж совсем глупая провокация. Сама же не хотела, чтобы его тут сорвало! И вообще не хотела, чтобы этим кончилось, он же цветы принес, он для другого нужен. Но она так обалдела, что просто не удержалась. Когда-то же его должно накрыть? Он опустил глаза к ее груди, уставился на нее тяжелым взглядом. Она почувствовала, как частит его пульс, как быстрее бежит кровь, как завязывается внутри росток того, на что она охотилась и чего с самого начала от него хотела. Вот, значит, как все будет, да? Так же, как и со всеми остальными? И никакие белые цветы не могут защитить мужчину от нее? Он отвел взгляд от ее груди, посмотрел ей в лицо.

— Рита. Очень приятно. А меня зовут Ярослав, я говорил?

— Нет. Я тоже не догадалась спросить, — сказала Рита. И он пошел дальше по коридору. А она пошла за ним, потому что он все еще держал ее за руку. — Куда мы идем?

Он обернулся, снова окинул ее взглядом. Ответить у него получилось не сразу. Но в конце концов он вздохнул и сказал:

— Ну, тебе же надо на работу, правильно?

Неправильно. Это все было неправильно, так не должно было быть! Он же скот бессмысленный, как и все остальные, так с чего же он делает вид, будто отличается? Как ему сил хватает? Как ему хватает наглости? Это, в конце концов, начало просто ее злить!

Он уже на коленях должен перед ней ползать и умолять где-нибудь с ним уединиться, а он — он ее на работу ведет! Это, в конце концов, просто обидно. Так что… Рите не обязательно было демонстрировать свою красоту, чтобы демонстрировать свою силу. Объекту вообще не обязательно было видеть ее, тем более, когда он ее касался. Ну, она и шарахнула всем имевшимся у нее очарованием со всей дури. До подсобки уже недалеко, сорвется — и ладно.

Но он не сорвался. Он упал и остался лежать без движения. Рита еще не успела понять, что случилось, когда в коридоре появился Он.

— Ты что творишь, дура? — рявкнул Он, и вот тут Рита поняла, как она попала и что наделала. Она напала на человека. Сама напала, первая, не в рамках самообороны. Она напала на человека, который принес ей белые цветы. Она сама чуть не убила свой шанс на свободу. Или действительно убила? Но она не хотела! Он не должен был упасть! Это не должно было быть нападение, обычно после этого нападали на нее! Откуда она могла знать, что он так среагирует?

— Я… Он… он живой?

— Живой, но не благодаря тебе! — чуть тише сказал Он. — И ты мне за это ответишь, как только мы с ним разберемся.

Рита всхлипнула раз, другой и разревелась от испуга и облегчения одновременно. Впервые за лет, наверное, семьдесят.

Когда Ярослав открыл глаза, оказалось, что он лежит на диванчике в «Каприччо». Над ним склонилась Рита, и в глазах ее был неподдельная паника.

— Ты очнулся! Наконец-то! Я так испугалась! — сказала она и улыбнулась совсем не так, как днем, а как-то робко и… ну да, испуганно. И сразу стала похожа на маленькую девочку. И Ярослав неожиданно подумал: «Вот если у нас будет дочь, у нее тоже будет такая улыбка», — и сам натурально охренел от таких мыслей. Быстрицкий, ты в уме? Какая дочка у вас будет, ты ее три дня знаешь (а если не днями, а проведенным вместе временем измерять, то три-четыре часа!), она официантка. Ты, по ходу, реально заболел.