Шрифт:
Промчавшись через весь зал, он подлетел ко мне и, протянув руку, протараторил:
– Здрась. Вы док?
Отвечать на такую фамильярность не хотелось. Я только собирался высказаться, окинув взглядом неряху, как за ним тяжелой, размеренной поступью вошёл Эрик. За его спиной выглядывала с опаской маленькая девочка в закрытом платье и с изящным алым бантом на голове.
– Вы…? – удивленно спросил я.
– Адриан Коулман. Я вам звонил, – всё так же протягивая руку, рассмеялся «пройдоха». – Это мой… – помявшись и менее уверенно, – мой муж, Эрик.
Потом, показав на все ещё прячущуюся девочку, он сказал: – А это наша мелочь Рина.
Девочка только смущенно улыбнулась и помахала мне рукой, вновь скрывшись за спиной взрослого. Она казалась на фоне высоких достаточно крепких родителей совсем крошечной и напомнила мне зверька галаго. Особенно с большими фиолетовыми глазами, маленьким носиком и бантом, один в один как огромные треугольные уши.
– Добрый день, – снова сухо поздоровался Эрик, сев в кресло и показав жестом, что это же стоит сделать и его партнеру.
Адриан на это театрально вздохнул, но все же последовал совету, расположившись рядом с супругом. Рина вначале тоже села рядом с родителями, но вскоре ее заинтересовала окружающая обстановка. Мы приступили к беседе, во время которой поначалу больше говорил Адриан, тараторя о всяких глупостях и ерунде. На контрасте это выглядело комично: заводной весельчак с улыбающимися всему миру, словно собачьими, глазами и мрачный флегматик, буравящий окружающих суровым взглядом. Вот уж точно – противоположности притягиваются.
А ещё я понял, что подразумевал Эрик, говоря, что они неофициально являются «розовой» семьей. Коулманы попросту не оформили отношения! Хорошо, что отчёт я не начал. Теперь я был волен написать в нём об обращении отца-одиночки. Тогда я благодарил Господа, что всё ещё существовал этический кодекс психолога и я мог сослаться на него, если кто-то попробует выискать что-то в моих документах. Да и отчёты часто оказывались простыми формальностями для архивов. Поэтому я вздохнул с облегчением: мне совсем не хотелось подставлять своих клиентов.
Дочь Коулманов Рина оказалась молчаливой, немного отстраненной девочкой. Она действительно выглядела подавленной и болезненной: закрывала лицо волосами, прятала взгляд, пусть только и первое время. Когда родители рассказывали о себе, Рина обособилась от нас, взрослых, усевшись поодаль на полу и обняв колени. Общаясь с Коулманами, я вспомнил первый визит Эрика. Мужчина казался суровым, властным человеком с тяжелым взглядом. Прямолинейным и холодным. Это впечатление дополняла и манера речи, ни на йоту не изменившаяся в присутствии семьи, и тот же строгий, даже чопорный стиль в одежде, и даже сухие, выверенные жесты, в которых почти не проскальзывало эмоций.
Единственное, что все же выделялось на этом фоне, – прическа, похожая на желтый одуванчик, да более-менее яркий галстук (пусть и сочетающийся с основным костюмом). Казалось, что Эрик – суровый, властный тиран, привыкший держать под контролем как своего партнера, так и дочь. Но я ошибся. Все трое общались очень открыто и тепло, о чём говорило и то, что Адриан тараторил без умолку, а Рина, увидев стеллаж с книгами, спросила у меня разрешения и пошла искать что-то интересное для себя. Никто из отцов не ограничивал её в этом. Даже слова не сказал. Когда девочка встала, я отметил, что её походка немного неровная. Это не бросалось в глаза, но на левую ногу девочка прихрамывала. «Травма ноги? – подумал я. – Спортсменка?»
Сами же мужчины хоть и немного нервничали, старались быть максимально честными с собой и мной. И хотя говорил только Адриан, а Эрик молчал, я видел, что мужчины солидарны друг с другом. В сложившихся обстоятельствах врать не имело никакого смысла. От моей работы зависело душевное состояние ребенка и оба родителя понимали это.
Не найдя ничего интересного среди книг, всю встречу девочка рисовала что-то в своём альбоме. Адриан сказал, что она часто рисует разные скетчи и дарит своим знакомым. Это хобби на смену пению, и оба отца радовались, что их ребёнок нашёл новое интересное для себя занятие.
– Нам было очень трудно найти что-то подобное, – убрав руку за голову, неловко улыбнулся Адриан. – Рину почти никто не хотел брать в кружки и секции.
«Она не похожа на конфликтного человека, – вновь подумал я, бросив беглый взгляд на погружённую в рисунок девочку. – Синдром Аспергера [4] ?»
После короткого представления мы поговорили об их проблеме и еще немного – на отвлеченные темы. Я сделал так, чтобы все трое пришедшие расслабились и поняли, что мне можно доверять. Весь разговор, как я и отметил, держался на Адриане. Он с воодушевлением рассказывал о своих увлечениях, дочери и Эрике, подмечая любую мелочь. Наверное, он нервничал от того, что я был связан с ЗСЦ, и таким образом пытался справиться с мандражом.
4
Синдром Аспергера – общее (первазивное; англ. pervasive – «обширный, глубокий, распространённый») нарушение психического развития, характеризующееся серьёзными трудностями в социальном взаимодействии, а также ограниченным, стереотипным, повторяющимся репертуаром интересов и занятий. От детского аутизма (синдрома Каннера) он отличается прежде всего тем, что речевые и когнитивные способности в целом сохраняются. Синдром часто характеризуется также выраженной неуклюжестью. – Примеч. ред.