Закончив с этой новостью, диктор передал слово своей обворожительной коллеге: «В этом году было выделено дополнительное финансирование на поддержание «розовых» браков. Конгресс штата считает, что так можно повысить процент новых союзов» – в продолжение этой новости показали интервью с одним из сотрудников ЗСЦ, жалующимся, что в период либерализации стал расти процент сожительств без официальной регистрации. Из-за нескольких законов подобное было трудно отследить, и «защитникам» только и оставалось, что умывать связанные руки. На последнюю новость я грустно усмехнулся:

– Отмените «эпо» и ограничения – получите такой прирост, какого с начала века не было!

Это услышала Сэмми и, повернувшись ко мне, спросила:

– Дядя Лео, а что такое «эпо»?

– Процедура такая. После свадьбы ее проходят, – мне показалось, этого объяснения достаточно.

Я знал, в чем суть процедуры, но не видел смысла знакомить трехлетку даже с официальными сведениями. Чего уж говорить про реальную составляющую.

– Подрастешь – узнаешь подробнее, – добавил я.

– А я знаю! – тут же вскочила племянница, помотав рыжими кудряшками. – Мама говолила! Это кулсы!

Я пожал плечами: курсы так курсы. Я понятия не имел, что Джей говорила своим детям, а что нет. Ссориться мне не хотелось, и я больше молчал и слушал, изредка поддакивая.

Что же такое «эпо», думать не хотелось и подавно. Эти воспоминания для меня были очень болезненными, и я старался гнать их от себя как можно дальше. Вот только год от года это становилось все труднее. Слишком уж мучительно было вспоминать, что от последствий этой «процедуры» погиб мой муж Иви.

О том, что эта процедура необходима и является залогом счастливого брака, говорилось всем представителям третьего пола – эно. Каждый был ознакомлен с официальной информацией. Кто-то принимал это, кто-то нет. Но как только официальный союз оформлялся, выбора у любого эно не оставалось. Для каждого человека третьего пола существовал только один выбор – либо одиночество, либо «эпо» через год после свадьбы. Правда, в некоторых местах процедуру проводили и до регистрации брака. Тут уж зависело от региона и семьи.

– Эй! – над моей головой раздалось несколько щелчков пальцами. – Мы только тебя ждем. На стол накрыли! – Юнис все же умела вызволять меня из плена тяжелых мыслей.

Я вздохнул и, встав с дивана, побрел в столовую, где как раз оставалось пустое место между отцом и Юнис. На мое несчастье, к семейной встрече присоединились Дерек и Матильда, которые не являлись нашими родственниками, но считали себя хорошими друзьями семьи. Они то приезжали, то делали вид, что сильно заняты. Предугадать их появление из года в год становилось все труднее, и я с каждым разом боялся новой неловкой встречи.

Из-за появления этой парочки в доме стало напряженно: Дерек – мой бывший парень, и Матильда постоянно ревновала его ко мне. И хотя отношения наши зашли в тупик много лет назад, Матильда все равно не доверяла мне, считая своим соперником. Я понимал, что третий пол имеет выбор: быть с мужчиной или с женщиной, но все равно удивлялся, как Дерек сошелся со своей женой. Хотя, может, схожесть характеров и интересов помогли им? Эта не менее склочная, своенравная дамочка постоянно пыталась задеть меня, уколоть побольнее. На помощь раньше приходил Иви, защищая от колкостей и хамства Матильды. Но его не было с нами. Теперь титул моего защитника перешел Юнис. Она пару раз огрызнулась на выпады, заставив не говорить плохо обо мне при остальных.

– Ты тоже в колледже отрывалась, – заметил Дерек, целуя Матильду. – Или мне напомнить тебе о Джордже?

Покраснев от злости и обиды, назойливая дамочка замолчала, погрузившись в свои мысли: ей припомнили прошлый неудачный роман, закончившийся по инициативе парня. Когда в доме воцарился мир, я начал думать, что завтра мне предстоит общение с очень сложным клиентом.

«Ладно, – решил я, поняв, что хочу побыть с семьей, – нельзя пока торопиться с выводами. Надо пообщаться с этими людьми».

Остаток вечера прошел за семейным ужином. Мы вспоминали и хорошие, и трудные времена в нашей жизни.

Лео.

Мой кабинет располагался в старой части библиотеки. Много лет назад этого здания хватало. Тогда Брумалтаун только восстановили после волны миграции. Но постепенно город разрастался, и маленького домика стало мало для хранения всех книг. Власти отстроили новую публичную библиотеку в центре города, а эту, разделив на две части, отдали частным практикам и Фонду Грас. Работая, я время от времени видел Кетлин Грас, младшую из детей Эммы. Она привозила ценные документы в архив и самолично заносила материалы в картотеку. Кроме нее этого никто не мог сделать: Элиот и Эмма умерли почти двадцать лет назад, а их старший сын Юджин занимался разработками для лечения вируса. Ему было не до бумаг. В итоге дети Эммы поделили обязанности: сын занимался наукой, а дочь – фондом помощи и архивами.

Кетлин все устраивало: она видела с самого детства, с какими трудностями сталкивалась ее мать и какому остракизму подвергалась. Наука тоже ей не давалась, и это заметили все: от родителей, поощрявших любые начинания детей, до учителей. И хоть фонд время от времени и нанимал волонтеров – полноценными помощниками они не являлись. Финансирование же имело строгие ограничения: все пожертвования уходили на обеспечение нужд больных и небольшие зарплаты тех самых волонтеров. Я это знал, ведь Фонд Грас сотрудничал с ЗСЦ и предоставлял им ежеквартальные отчеты.