– На кожаном переплете специалисты нашли следы крови. Как думаете, с чем это связано?

– Припоминаю, что та тряпка была в каких-то пятнах, – юлить удавалось с каждой фразой все проще и проще. Если этот разговор продлится дальше, собственным выросшим «носом Пиноккио» я буду открывать все двери пред собой! – Точно не помню, что за тряпица. Все внимание было приковано к дневнику. К тому же происшествие с картиной, стресс…

– К сожалению, поздно пришла мысль посмотреть записи камер наблюдения. Видео хранится двое суток, после перезаписывается.

Я пожал плечами, давя внутри себя улыбку. На самом деле присвистнул бы с большим удовольствием от того, что последние улики скрываемой мной информации стерты. Теперь категорически не стоит выдавать утаенные мной сведения. Во-первых, сообщество искусствоведов вскоре узнает о тайнике рамы, и мои дополнения в виде листка с символом да окровавленной тряпки придадут большие сомнения на сформировавшуюся хронологию событий. Это значительно подставит Диму – мало того, как он допустил поломку ценного экспоната, так еще и скрывал обнаруженные реликвии. Во-вторых, с полученной от Зои информации представилось, как выпал уникальный шанс самому совершить историческую находку! Дневник я отдал Диме и ей, а причину необходимости создания Верещагиным тайника расследую сам. Так, кажется, будет справедливо.

– Буду с нетерпением ждать именно Вашу статью! – холодно отрезала Зоя.

– Я обязательно похвалю Вашу огромную помощь в изучении находки! – парировал, надавливая на ее тщеславность.

– Владислав Борисович! И про Диму упомяните пару слов…

«Вот, упрямая дура!» – внутренним голосом выругался я, стараясь крепче сжимать челюсть. Она продолжает тянуть одеяло на себя, приписывая достижения исторической находки.

Мы встали из-за стола и пожали друг другу руки. Несомненно, она ждала получить информации не меньше, чем выдала сама. Страницы пожелтевшего дневника о подробностях Имперского заговора интересны далеко не историкам. За разгадкой этой тайны могут храниться важные артефакты и реликвии. Возможно, в руках нашедшего ответы этой истории окажутся какие-нибудь ценные вещи самого художника! Или реликвии Императорского дома!

Мне одному известно, что это за утерянный предмет. И как я хочу скорее найти его, способного вершить истории народов и судьбы мира!

Вечером мы засиделись с Димой в нашем любимом баре, обсуждая детали предстоящего расследования.

– Конечно я тебе помогу, дружище! – Голос его становился громче обычно. В хмельном состоянии этот кудрявый сутулый парнишка преображался до неузнаваемости.

В сторону был отодвинут опустевший бочонок с краником, а между нами, из рук в руку прыгал исчерканный лист бумаги. Со стороны могло показаться, как два друга играют в крестики-нолики или морской бой под кружечку пива. На самом деле мы поочередно вносили предложения и исправления в план грядущего «расследования века».

– Пока я буду в Ставрополе, сможешь попасть в архив?

– Влад, я простой помощник дворника при галерее, кто меня туда пустит? – В его голосе было много иронии. Напрасно он приуменьшал свою значимость при Третьяковке. К тому же, помнится, по осени он козырял какими-то связями в штабе Министерства Обороны, когда речь зашла про ежегодный призыв.

Я бы и сам постарался проникнуть в архив, поискать сведения о губернаторских докладах в императорский двор. Но время ужасно поджимало. К выходным я должен оказаться на Кавказе.

– В Ставрополь? Кажется, ты родом оттуда.

– Да… – Я покрутил в руках пустой бокал с пеной по краям.

– Ты редко об этом говоришь.

– Плохие воспоминания, прости. Я не хочу об этом говорить.

Мы сдружились с Димой в институтские годы. Несмотря на то, что после выпуска наши трудовые пути разошлись, мы продолжали так же тесно общаться. Некоторое время снимали в складчину одну квартиру в Подмосковье. Нынче каждый пристроился в этой жизни, нашел свое призвание. Но уже много лет мы продолжаем собираться в баре рядом с институтом и судачить о разном. Ни в одну из посиделок я не вспоминал свое детство на Кавказе.

– Но все равно хочешь туда ехать. Зачем?

– Преодолеть себя. Чтобы вновь быть способным говорить про Ставрополь и свое детство.

Мы распределили обязанности и направления деятельности на ближайшие две недели «исторических» поисков.

– Ты, значит, у нас: Индиана Джонс. – Дима затянул на выходе из заведения ароматную кубинскую сигарету. – А как звали его помощника?

– Был там мальчонка азиат. – Я перехватил из его рук зажжённую смерть хомяков и лошадей. – «Коротышом», звали. Он хотел при первой встрече обчистить карманы археолога.

– Нет, коротышом не хочу быть.

– Тогда ты из другой вселенной.

Я вернул ему сигарету и пожал руку.

– Ладно, брат, давай. – Дима похлопал меня по плечу. – Как доберешься, позвони.

– И ты пиши, как что нароешь!

На пороге квартиры меня пронзила подозрительная мысль касательно Зои Павловны. Она имеет все основания полагать, как кроме дневника, в раме было спрятано что-то еще. То, что я утаил. Невольно улыбнулся. Приятно осознавать себя хранителем древней тайны, о которой подозревает окружение. Кроме того, радовало присутствие конкурента в грядущих поисках. Наличие состязания, крупной игры, придает сил.