В коридоре почти что не было ничего видно. Тусклые светильники, озарявшие часть пространства, были уляпаны какой-то маслянистой желтой жидкостью, которая сильно смердела, распространяя свое благоухание подобно ароматическим лампам.

На полу валялись старые газеты, текст которых было невозможно прочесть, обрывки обоев; в лужах, собиравшихся там, где сильнее капало со стен, плавали полумертвые насекомые, двигавшие еле-еле своими волосатыми лапками. Один только вид их вызывал полнейшее чувство отвращения, хотелось выбежать отсюда, стремя голову, вырваться как можно скорее из этого гадкого места, но Шейна осторожно ступала вперед, боясь повредить свои ноги о ржавые гвозди, торчавшие из под деревянного, напрочь прогнившего пола, и проволоку, валявшуюся где попало без надобности.

Несколько раз, пока она осмотрительно шагала по коридору, был слышен чей-то тонкий писк, похожий на крысиный. Прислушиваясь к звукам, Шейна шла все дальше и дальше. Какое-то шебуршание, исходившее непонятно откуда, на секунду-другую испугало и задержало ее, но по прошествии этого времени, ноги девушки сами понесли ее из этого проклятого места.

Еще немного, и силы оставили бы Шейну. Слава Богу, в глубине этого нескончаемого коридора показалась массивная дубовая дверь, ведущая непонятно куда. Но выбирать не приходилось. С надеждой ухватившись за дверную ручку, Шейна с силой рванула громадную дверь на себя, и она поддалась.

Яркий поток дневного света ударил ей прямо в глаза. Шейна зажмурилась, не сразу отвыкнув от непроглядной темноты в том ужасном коридоре. Открыв, наконец, глаза, она с огромным воодушевлением стала разглядывать представший перед ней восхитительной красоты пейзаж.

Громадное сияющее солнце заливало своим желто-пламенным светом бесконечное поле, покрытое зеленой травой и разноцветными растениями невиданной красоты. В воздухе летали птицы, напевая красивые мелодии. Бабочки порхали с цветка на цветок, создавая сказочную симфонию лета. Музыка леса была прекрасна, если не сказать, бесподобна и неповторима.

На минуту, а может и две, Шейна оторопела. Но, когда видишь красоту вокруг, быстро приходишь в себя. Она сделала несмелый шаг вперед, затем еще один, потом другой, и через некоторое время с радостной улыбкой уже носилась по полю, летая вместе с бабочками и подпевая птицам, снующим высоко в небе. Шейна ощутила себя свободной от всех условностей, счастливой, в принадлежащем только ей одной, мире, способной любить и самое главное – способной наслаждаться настоящим, полностью погрузившись в его пучины, не отвлекаясь на посторонние мысли и не прокручивая в своей голове былые переживания и воспоминания.

Ветер ласкал ее волосы, солнце целовало кожу, мысли поднимали Шейну в небо – безмятежное и голубое, как глаза ангела, играющего на арфе. Кружась в нежном летнем воздухе, Шейна не сразу заметила человеческое лицо. Оно приближалось все ближе и ближе. И, когда, наконец, Шейна остановила свое кружение, оказалось прямо перед ней – улыбающееся, красивое, такое знакомое… Лицо ее подруги Джоанны. Да, оно находилось прямо перед оторопевшей от неожиданности писательницей.

«О Боже!», – вскрикнула она, – «Этого не может быть!»

Шейна попыталась открыть глаза – тщетно. Веки ее не слушались. Она чувствовала, что лежит в своей кровати, что все, что она сейчас видела, было просто сном. Но почему же она не может пошевелиться? Что с ней произошло? Как-то Шейна читала о летаргии, когда живых людей принимали за мертвецов, так как у них отсутствовали какие-нибудь видимые признаки жизни.

Со стороны кажется, будто все физиологические процессы останавливаются, хотя на самом деле, они просто замедляются, и человек погружается в длительный сон. Шейна попробовала пошевелить пальцем – не получилось. Она мысленно приказала себе открыть глаза, но никаких действий на ее команду не последовало. Не на шутку испугавшись такого непривычного состояния, казавшегося более чем реальным, потому что Шейна была уверена в том, что уже проснулась, девушка разобрала, как кто-то, еле слышно произнес ее имя. Слух не исчез – она прекрасно могла воспринимать звуки. Затем последовало довольно сильное дыхание позади ее головы, но так как Шейна не могла не то что пошевелиться, но даже приподнять веки, она не увидела, кто стоял за ее кроватью, и был ли вообще там кто-то.

Когда дыхание стихло, к Шейне вернулась способность двигаться. Она немного пошмыгала носом, радуясь этому незатейливому действию. С каким удовольствием она пошевелила пальчиком! Немедленно обернувшись, Шейна, конечно же, никого не увидела. Снаружи было еще темно, но незанавешенные окна пропускали в комнату достаточно света для того, чтобы довольно четко рассмотреть все находившиеся там предметы. Схватив, лежавший у кровати мобильный телефон, Шейна глазами впилась в цифры, отображающиеся на его дисплее холодным синим цветом. Часы показывали три часа шестнадцать минут. Шейна была несказанно рада обретенной вновь способности двигаться, но ей все равно было немного не по себе. Она ощущала присутствие кого-то постороннего в комнате, хотя глазами никого не видела. Было ли это наваждением? Шейна не знала. Да и вряд ли кто-то смог бы ответить на ее вопрос.

Предположение о летаргии отметалось само собой. «Вряд ли она проходит так быстро», – думала Шейна. Что же это тогда было? На некоторое время ее лишили способности двигаться, ее руки и ноги словно парализовало. Почему? Кто-то хотел остаться незамеченным, ведь Шейна ощущала чье-то дыхание так явственно. И это безусловно был человек, исходя из того, что животные не обладают даром речи, скорее всего женщина или девушка, хотя она могла ошибаться. Этот кто-то говорил шепотом и еле слышно.

Теряясь в догадках, Шейна снова попыталась заснуть, время от времени приподнимаясь с постели и оглядывая на всякий случай комнату. Но все было тихо. Через некоторое время глаза Шейны закрылись, и она погрузилась в сон.