Только после минутного разговора я заметил, что лицо у моего собеседника оставалось будто вылитым из стали: холодным и неподвижным. Ни единый мускул не дрогнул. Выражение сохраняло своё стойкое, непоколебимое, рассеянное равнодушие.

– Скажите, пожалуйста, для интереса, почему Вы не улыбаетесь?

– Вы кто: писатель? Или журналист?

Но в глазах я прочитал ещё один вопрос: «Какое Вам дело до моего лица?»

– Нет, просто очень удивительно…

– Вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво произнёс он.

– Ну, допустим, скажу, что я писатель. Привык подмечать любую мелочь.

– И данной «мелочью» является моё лицо?

– Можно сказать и так. Оно у Вас какое-то необычное. Неживое, что ли. Просто застыло в одном положении…

– … и не желает шелохнуться, – опять, словно читая мои мысли, написанные на невидимом блокноте, сказал человек в чёрном пальто.

– Да…

– Это действительно загадка. Если хотите, можете сами поразмыслить над ней.

– А вот скажете, обычно люди, с которыми мне приходиться общаться, спрашивают, чем я занимаюсь. Я, в свою очередь, отвечаю, что пишу различные повести и рассказы. И тогда мои собеседники заваливают меня расспросами о том, что я буду писать в скором будущем, много ли книг издал за всю жизнь, о чём они, как это здорово, наверно, быть писателем. А Вы же не разу не поинтересовались, что я делаю и чем занимаюсь, даже после того, когда я назвал Вам свой вид деятельности, не удосужились узнать больше информации о моей скромной личности, как все остальные. Почему?

– Мне неинтересно.

– Конечно, это же так гениально просто!

– На самом деле очень не просто. Меня в принципе ничего не интересует.

– Что, совсем-совсем ничего?

– Да, абсолютно.

– Даже книги?

– И книги в том числе.

– Так что же Вы за человек такой получаетесь?

– О, если бы я мог ответить на этот вопрос, я бы не сидел сейчас с Вами на одной лавочке, а занимался каким-нибудь полезным делом. Например, работал бы бухгалтером где-нибудь в просторном кабинете, в какой-либо корпорации и получал бы зарплату. В общем, жил бы как все люди на этой земле. А так, как видите, просто существую…

– Простите, Вы сказали «на этой земле»? Как цинично и пренебрежительно или даже высокомерно, могу заявить. Без обид.

– Какие уж тут обиды, – незнакомец глубоко вздохнул и с лёгкой ноткой ни то сожаления, ни то поучительного укора, с которым мастер наставляет своих нерадивых подмастерьев, добавил. – На правду не обижаются.

– Вы действительно не любите людей, если так нелестно о них отзываетесь?

– Заметьте, не я это сказал, но во всяком случае Вы правы. Да, я действительно их недолюбливаю. Не то, что бы они мне что-либо сделали, вовсе нет. Они мне просто не приятны, как неприятен навязчивый и злобный болотный гнус. Вы, наверняка, не понимаете, о чём я говорю, – сделал он многозначительный вывод.

– С чего Вы взяли? Я очень даже понимаю…

– Не лгите, но, пожалуйста, продолжайте.

– Я Вас отлично понимаю и хорошо представляю себе данное ощущение, сам иногда чувствую себя выше этих земных червей. Хочется иной раз разорвать всякую презренную связь с ними, отделиться, обособиться. Но я – писатель, и, в свою очередь считаю, что эта далеко не скромная надменность должна быть свойственна любому талантливому и уважающему себя человеку.

– Вы тоже весьма откровенно отзываетесь о людях.

– Да-да, однако можно поинтересоваться, с чем ощущение мнимого превосходства связано у Вас?

– Превосходство не мнимое. Оно реальное. Настолько реальное, что находится за гранью человеческого восприятия.

– Простите?

– Вы не посвящены в эту тайну, и Вам это знать необязательно. Но я бы хотел Вас убедительно попросить не вмешиваться в то, что Вам не ведомо, – незнакомец явно что-то тщательно скрывал, не желая проливать ни капли света на некую загадку с непонятным, сильно затуманенным содержанием. Дорогой читатель, не видел ли ты никогда уравнения нахождения вероятности обитания той или иной планеты нашей галактики разумными организмами? Попробуй-ка решить его при семи неизвестных значениях!

– Извините, а Вы не расскажите поподробнее о себе, чтобы отразить это в моём новом рассказе? Уж больно любопытно Ваше мировоззрение. Идейку вот заманчивую подкинули. Ну как, согласны?

– Не уверен, что она Вам понравится, это раз. И я не люблю вспоминать данную историю, это два. Тем более Вы мне не знакомы, хотя и писатель, но всё же. Это три.

– Печально.

– Я не привык делать одолжений, но для Вас, так уж и быть, сделаю одно исключение. Не сейчас. История моя и в правду полна невероятных перипетий судьбы, отчасти мистики, любви, – тут он ещё раз вздохнул, – и прочее, из чего может получиться весьма не дурная повесть… Признаться, Вы меня заинтриговали. Я никогда не встречался с писателями. Да, если хотите, я расскажу Вам свою историю жизни. Мне-то всё равно, мне не жалко, – также равнодушно, без единой эмоции, продолжал говорить мой собеседник. – Предлагаю встретиться завтра здесь же, в это же время. Подготовьтесь, разговор обещает быть долгим. Возьмите только те вещи, которые сочтёте нужными. Но не мне Вас учить.

За всё время затянувшегося диалога его высеченное из камня лицо сохранило своё стойкое холодное выражение. В тот момент мне показалось, что я беседовал не с реальным человеком, а с гипсовой статуей, хотя, по правде, у статуй лица иной раз бывают поживее этого бездушного, бесцветного холста с чёткими очертаниями глаз, носа и рта. Как будто художник, потерявший всё ценное, кроме вдохновения, подавленный неудачей, взял в руки твёрдый графитный карандаш и, набросав пару серых штрихов, получил эскиз грусти и отчаяния. А вместо глаз на пустынном лице вставил два блёклых и слегка потёртых камня-изумруда, которые ярко, по-драконьи, светились в темноте зелёным, пронизывавшим душу насквозь пламенем. И готовый портрет безымянный художник повесил в дали от людей, туда, куда доберётся только избранный, чтобы насладиться красотой немого искусства.