Человек в чёрном пальто сидел на парковой скамейке с изящными изгибами в металле; контуры железных рамок, словно лозы винограда, переплетённые в самые причудливые формы, на толстых, как шпалы, лакированных брусьях, пришпиленных к той самой металлической раме болтами с блестевшими хромом шляпками. Он смотрел на меня своими странными не мигавшими и, посему, пугавшими глазами-пуговицами из малахита на мундире гвардейца, но, казалось, взгляд проходил сквозь меня и острым копьём проникал куда-то вовнутрь. На чёрную, словно зола, замшу сыпался снег, пестря её мрачно-могильную поверхность пепелища. Пять рядов больших пуговиц, в отличие от своих верхних собратьев, отливали тусклым ониксом.

Легкомысленный ветер гулял средь деревьев, чуть заметно шевеля сухие веточки дубов, похожие на костлявые пальцы старика. Небо постепенно затянулось невесомым серебристым серпантином, и снежный пух повалил из его дыр, как гусиные перья из разорванной подушки. Мы расстались. Белые хлопья засыпали незнакомца с головой, отчего его неподвижная фигура преобразилась и стала похожа на большого пушистого зимнего зверя, наподобие гордого волка. «Действительно, очень необычная личность, – подумал я на пути к дому. – Вроде и человек: руки, ноги, голова – всё на месте. А вроде и нет. Как будто он из другого мира сюда, на Землю, попал. Может быть, всё может быть».

Я открыл дверь своей квартиры и первое, что сделал после того, как разделся, подготовил необходимые принадлежности, которые обязательно понадобятся на завтрашней встрече. Разлинованная тетрадка, набор простых карандашей да термос с тёплым чаем – вот всё, что требуется для полного счастья кузнеца слов. Осталось только одно – ждать прихода музы. Но с этой проблемой, надеюсь, много хлопот не возникнет.

За окном злорадно кряхтел вечно недовольный чем-то суровый дух декабря, пытаясь вырваться на свободу из плена природы. Он устало ворочал чугунными оковами сугробы, беспомощно стучал в стёкла, но не мог ничего поделать: вчерашнее бесчинство и энергичный танец с барыней-метелью выбили из него последние силы. Вскоре вдалеке по одной-две начали вспыхивать звёзды промышленного космоса. В век научно-технического прогресса, семимильными шагами пробиравшегося по дебрям великой России, стандартная лампа: с нитью накала, люминесцентная или газоразрядная получила чуть ли не самую главную роль в жизни современного общества. Люди нуждались в свете. Больше света. Фонари дорог, вывески магазинов, бутиков, рекламные экраны – все эти дары физического укрощения дикой кошки электричества переливались семью цветами радуги и тысячами оттенков, превращая вечерний город в кладовую самоцветов. И хотя лампочка – обычный элемент нашей повседневной жизни, насколько удивительно и прекрасно может быть это простое изобретение, завораживающее случайного наблюдателя своим «божественным» свечением. Итак, за окном горел звездопад, разбросанный по полю сотнями холодно-белых и тёпло-оранжевых точек; а в моей комнате излучало свет во все стороны, гоняя моль по углам, моё миниатюрное, карманное солнце.

Новый зимний день дышал морозной свежестью мне в лицо. Там, на горизонте, где земная твердь, сталкивалась нос-к-носу с беловатым сонным небом, на самом их стыке виднелась невесомая полупрозрачная сизая дымка, как будто в сказочном дворце персидского султана, мягкие, молочные клубы пара из кальянов стелились по расписному полу. Шум машин бесследно растворялся вдалеке, и лишь бледно-серые немые точки, словно озабоченные муравьи, носились по прямому дорожному полотну и прятались за массивами жилых и торговых центров, изредка перебегая от одного дома к другому. Ветер, горничная в барской усадьбе, смахивал метёлкой с крыш и карнизов снежную пыль, точно целясь на шапки сновавших прохожих. Деревья, скованные льдом, застыли в неестественных позах. Заиндевелая жизнь потихоньку-полегоньку просыпалась, побуждая всё новые и новые толпы людей прощаться с тёплой и нежной постелью и сладкими сновидениями и идти на работу. Ещё толком не оклемавшиеся, они, толкаясь, ехали в тесном автобусе, набитом как бочка селёдкой зевавшими пассажирами. А металлические коробочки на колёсах, перевозившие пушечное мясо в пекло бойни, качаясь и заваливаясь то на один бок, то на другой, скользили по ледяному полотну. Бежевый снег, смешанный с речным песком для предотвращения гололедицы, обрамлял каждую тропинку плотной каймой сугробов.

И снова шёл я по дубовому скверу мимо запорошенных снегом лавочек, с наслаждением предвкушая грядущую встречу с таинственным незнакомцем. Наконец-то, моя первая за последние два месяца работа, как очеркиста! Как же я соскучился по карандашу и бумаге! Всё, напишу что-нибудь стоящее, послужу пером и шпагой во имя общества, свободы слова и справедливости! Главное – чтоб сохранился навык написания «быстрых рассказов». Ведь это же целое искусство – из короткой истории связать полноценный роман! Изящно выводить слова, отсекая, как говорил великий скульптор эпохи Возрождения Микелянджело, всё лишнее, и оставляя только то, что создаёт поистине неподдельную красоту самой простой и, на первый взгляд, даже неказистой вещи.

Талант писателя стоит на двух столбах. Один из них – мастерство собирать из обычных слов, будто тибетские ламы в течение долгих-предолгих месяцев составляют из крошечных цветных стёклышек картину созидания мира, тщательно выискивая ту единственную, ни с чем не сравнимую крупицу, несущую в себе необходимый и неповторимый оттенок смысла. Второй столб, на который приходится творческое начало писателя есть способность в маленьких, часто незначительных деталях видеть богатый, но скрытый потенциал; и то, без чего невозможна живая речь – энтузиазм.

Таким образом, задумавшись о вечном и прекрасном: об искусстве складывать кирпичики слов в небоскрёбы литературного Олимпа, я чуть было не прошёл мимо своего идеёного вдохновителя, готового отдать, возможно, самое ценное, что у него ещё осталось, – историю своего прошлого, историю проб и ошибок, взлётов с высоких скал и падений морские бездны – историю своей жизни. Каждому человеку дороги его воспоминания. Никогда не забываются первая любовь, первое разочарование, первая победа – первое и последнее. «О счастье мы всегда лишь вспоминаем, а счастье всюду. Может быть, оно – вот этот сад осенний за сараем иль чистый воздух, льющийся в окно…» – невольно всплывают в памяти стихотворения Ивана Бунина. Можно бесконечно долго рассуждать о человеческом счастье. Однако все разгадки тайны благодати сводятся к одному концу – к ушедшим в сладкую манящую даль без права возвращения назад радостям и печалям. Эх, мысли, мысли… Крутятся в моей голове и мешают думать, сосредотачиваться на мимолётных мигах, столь же ценных для меня, сколь золото человеческого доверия, любви и преданности, так как они и есть мои воспоминания.

Бодрящий морозец. Отличное время для новой творческой деятельности.

Человек в чёрном пальто неподвижно сидел на холодной скамейке и опять, как день назад, читал газету. Я не сразу заметил своего вчерашнего собеседника, если бы он, скрывшись за широким листом «Ведомостей», не окликнул меня.

– Господин писатель, куда Вы так спешите?

– О, добрый день! А я вот слегка задумался и чуть было не потерял Вас.

– Поаккуратней с мыслями: они могут завести Вас туда, в такую чащу, из которой не сможете затем выбраться.