Шрифт:
Он спокоен. Внешне. Но я вижу, что лицо идет пятнами. И глаза стеклянные. Он меня как-будто не видит. В его взгляде нет ничего привычного для меня.
— Паспорт давай ее.
— А чего хотели-то, мужики?
— Должна она нам.
— И много?
— Да прилично. Отдать за неё хочешь?
— Саша? — ловит мой взгляд Кирилл.
— Мой брат должен им деньги… Они хотят забрать квартиру… И им нужен паспорт, чтобы…
– Давай сюда ее паспорт.
— Держи, — негромко и очень спокойно.
Даже слишком. Только ноздри вздрагивают.
Достает из заднего кармана, протягивает. Коллектор делает пару шагов к нему, и перехватывает пальцами паспорт.
Я вижу, как вторая рука Кирилла плавно ныряет под пиджак. Мелькает что-то стальное. В моей груди сводит от ужаса. Выстрел!
Коллектор беззвучно сгибается пополам. Хватаясь за живот и падая на колени. Я слышу скуление, и как он задыхается.
С рычанием Кирилл пинает его ботинком в лицо. И голова дергается так, как будто она мячик на пружинке и сейчас оторвется от этой пружинке и укатится. На лице месиво. Я не могу оторвать от этого мяса взгляда…
Я не вижу, но чувствую, как медленно и шокировано поднимается с кресла второй. Зажмуриваюсь. Второй выстрел. Несколько ударов. Я слышу хруст…
С тихим всхлипом, обнимаю себя за плечи.
— Саша, иди в спальню, — как будто между прочим.
Я слышу звуки… стоны и тяжелое, словно собачье дыхание.
Открываю глаза. Встречаясь своими с одним из коллекторов, лежащих на полу. Кроме глаз на этом лице больше ничего неузнаваемо.
И мне кажется, меня сейчас стошнит. Я пытаюсь дышать глубже. Но от запаха крови, выстрелов и табака, подкатывает комом. И теперь я дышу также, как лежащие на полу. Поверхностно и судорожно, чтобы меня не выворотило от происходящего.
— Иди в спальню, Саш.
Кирилл вытаскивает у того, с холодными глазами, из кобуры пистолет. Засовывает себе за пояс. Набирает на телефоне кого-то. Краем сознания, я хочу идти “в спальню”, но тело не слушается и я смотрю, смотрю… Как густая кровь с их размозженных лиц стекает на мой светлый ковер. Она впитывается не сразу, темные бордовые капли выпукло лежат на нем, а только потом расползаются в пятна.
— Подъехали? Да… Поднимитесь… примите их. Жить будут… Твари.
Перевожу взгляд на Кирилла. Его пальцы снова дрожат. И лицо вздрагивает. Глаза моргают чаще, гораздо чаще, чем должно быть. Мы встречаемся взглядами.
— В комнату иди, сказал! — вздрагивают в оскале его губы.
И я в полной прострации медленно бреду в комнату, перешагивая через трясущуюся руку одного из протяжно стонущих коллекторов.
Я не могу дышать. От нехватки кислорода кружится голова. Сажусь на кровать. Мне все мешает, меня всё душит. Медленно развязываю шнурки, снимаю ботинки, штаны от комбинезона, свитер. Подтягиваю колени к себе и оборачиваюсь покрывалом. Ложусь на бок.
Я слышу как Кирилл с кем-то негромко разговаривает. Какие-то звуки, стоны, крики боли…
Закрываю глаза и хочу раствориться.
— Мамочка…
Глава 49 — Боль
Наконец-то все уходят. Нет, не все, конечно. Я слышу шум на своей кухне. Как бежит вода, открывается холодильник.
Кирилл заходит в спальню со стаканом в руке, перемешивая что-то. Включает тусклый ночник. Ставит стакан на тумбочку.
Рывком пододвигает кресло к кровати. Садится.
— Выпей. И одевайся, поедем домой.
Ощущаю, что мои губы горят и сильно пересохли. Настолько, что вот-вот лопнут.
— Давай, Саш. Выпей молоко.
Я не хочу пить это молоко.
Смотрю на его лицо и все словно плывет. Заторможено моргаю, с трудом разлепляя веки. Я смотрю на него и пытаюсь убедить себя, что это совсем не тот человек, которого я себе сочинила. Это совсем другой человек. Незнакомый. Это так страшно, когда под маской твоего близкого человека скрывается кто-то другой.
Он достает тонкую фляжку из кармана. Допивает, закидывая её выше. Губы у него все еще белые… А пальцы все еще дрожат. Ощущаю запах коньяка.
— Всё хорошо, Саша, — хрипло. — Ничего страшного не произошло.
В моей квартире только что стреляли в людей. Там все в их крови.
— Они… выживут? — шепчу я.
— К сожалению — да.
— Откуда Вам знать?
Устало вздыхает.
— Это травмат, — кладет он пистолет на тумбочку, рядом со стаканом. — Резиновые пули. Это пиздец как больно. Но, поверь мне, не смертельно. Я за неделю мог десять таких выхватить. Живой. Они помучаются внутренними гематомами. Отсидят за какой-нибудь ментовский висяк лет семь и снова выйдут в люди, прессовать таких как ты, Саша.