— Благодарю за жизнь. — Тихо проговорил я, не думая, что мои слова долетят до старика, но тот сразу же замер и взглянул на меня.

— А я думал уже, что ты немой, не скажешь из какого ты рода? Кто меня так повеселил? — Со змеиной улыбкой проговорил старик, и, смотря на нее, я еще крепче сжал рукоятку своего кинжала.

— Я из клана Синигами. — Тихо проговорил я, а лицо старика изменилось, и я почувствовал его злость, но она моментально ушла с его лица.

— Если это не так, никогда ни кому так не лги, а если это правда, то я сейчас это проверю. — Старик задумчиво оперся на посох, и на несколько минут замолчал, словно уснул, только я видел с помощью прозрения, как перед стариком возникает огромная книга, сотканная из энергии. — Нашел! Есть такой клан, ты сын Миуюки Синигами и Альрика Бёрна, ха-ха-ха!

Старик содрогался от истерического хохота, оглашая пески своим смехов около минуты и когда успокоился, то взглянул на меня серьезно.

— В лагере моего клана нет, и никогда не будет места для Синигами, а своей покровительнице скажи, я знаю, что задержался в этом мире и уйду в пустыни, как только закончу дела клана. — Старик пошел к ожидающим его ученикам неспешно, и как то устало, опираясь на свой посох, он не стал поднимать бархан и на нем возвращаться в лагерь.

Нет, это не нужно было могущественному магу, которого я встретил по воле судьбы и напомнил о том, что его заждались в загробном мире. Я еще долго смотрел как уходят Кхарги, и как ни один из них так и не решился применить магию когда их глава клана идет пешком.

Кхала из клана Барду был главой клана и могущественным магом, ведь сейчас я видел, как он вызвал практически по щелчку пальцев проекцию книги Кланов и Родов. В неё по преданию были внесены все рода и кланы, и призвать её могли только главы кланов. Только вот Барду был не рад тому, что я не солгал, так как напомнил ему, что его время уже подходит к концу. Синигами всегда были вестниками своей покровительницы, и встреча с ними не радовала смертных, и даже бессмертных разумных.

Только когда наступил вечер, я стянул с себя платье, которое дарило мне столько сил, но как оказалось, и питалось мной. Белое платье прилипло к моей спине, и когда я стянул его, то увидел пятна крови, которые быстро пропали, а платье стало ослепительно белым. Оно разъело небольшие участки кожи и тянуло из меня кровь, и, наверное, жизненную силу, даря взамен скорость и выносливость.

Смотря на ночное небо, я массировал свои ноги, которые начали отказывать мне после столь долгого и стремительного забега.

— Пять дней. — Тихо проговорил я, смотря на путеводную северную звезду. — Надеюсь, в городе будет портал.

На скале, на которой был полуразрушенный форт, я решил задержаться, так как мне требовалось восстановиться перед тем, как я прибуду в город. Отказывающие ходить ноги и страшно ноющая спина мне прямо кричали о том, что если я завтра вновь пойду через пески, они не спасут мне жизнь так, как сегодня.

Конец главы пятнадцатой.

Вечерний городской воздух мне нравился своей прохладой — я все же был северным человеком, и мне вечер был приятнее, чем жара, которая царила днем в пустынном городе. Сидя на крыше самого высокого здания в городе, я неспешно и с удовольствием ел приготовленную на вертеле курицу, которую мне пришлось своровать в харчевне. Жирная, вкусная, и такая желанная курочка досталась мне нелегко в этом городе, который я уже ненавидел всей душой. Мне пришлось слиться с тенью и словно вор, проскользнув в сумраке, спрятать в свой мешок чей-то заказ с крайнего стола.

Но я все же оставил пару монет на столе трактирщика, так что оплатил еду, но все же мне в этом городе были не рады. Да и я не радовался тому, что решил проникнуть за его стены, а не продолжил свой путь.

Кхарги были правы, но только отчасти — до города было пять дней пути с их скоростью, а я дошел до города за десять дней. Но это после того, как я на скале, у которой окончилась та охота на меня, пробыл три дня в полной беспомощности, и благодарил богов, что не было ни какой опасности, иначе я просто стал бы либо рабом, либо чьим-то ужином. Платье забрало столько сил, что я не мог пошевелиться в первый день, а стремительная погоня, в которой я был тем, кого догоняют, отразилось на моих мышцах тела, и на ногах особенно. Я на полном серьезе смотрел на свой кинжал, и в полубреду раздумывал о том, смогу ли я им отрезать себе ноги. Ведь мне казалось, только так я смогу унять ту боль, что сейчас царила в моем теле и потихоньку сводила меня с ума.

На второй день мне немного полегчало, и я, проснувшись, убил скорпиона, который решил, что я мертв, и меня можно уже сожрать. Короткая битва, в которой я двумя кинжалами убил членистоногое, слегка помогла мне прийти в себя. А после, поев и попив, я начал разминать свое тело руками, как показывал мне отец — я потихоньку массажировал тело и подвывал на звезду, когда наступила ночь. Третий день я потратил на сборы и стирку платья, и приведение остальных украшений в нормальный вид с особым усердием. Да, эти вещи с удовольствием тянули мои жизненные силы, и даже не чурались моей плоти. Когда я снял кольца и диадему, то увидел, что и они растворили маленькую полоску кожи и, несомненно, питались той энергией, что была в моем теле. Это было конечно неприятно осознавать, что я для них пища, но я все же был благодарен им за то, что они дали мне сил. И я, не собираясь их вскорости надевать на себя, очень тщательно их очищал, словно они могли понять мою заботу в благодарность за их помощь.

Ведь я низкоуровневый, а эти вещи явно предназначены для опытного мага с немаленьким уровнем, и я был благодарен платью и украшениям. За то, что они меня не убили, а помогали, и, кажется, они принимали мою благодарность — украшения сияли и сверкали даже в свете звезд. А платье могло соревноваться с белизной свежевыпавшего снега. Я даже обнял его, вспомнив об Ингрид, и о том, как она может быть прекрасна в нём. А ведь я спасся в схватке с мёртвой королевой лишь благодаря тому, что там, в светлой лечебнице, не один день склонялась надо мной светлый магистр.