Шрифт:
Пока методист и Ирина добирались до кабинета химии на четвёртом этаже, минуя баррикады, ухабы и рытвины, образовавшиеся в результате жизнедеятельности строителей, гостья пришла в полуобморочное состояние, но дрожащим голосом всё-таки предупредила Ирину, что планирует побыть на трёх её уроках. Ирина Сергеевна с готовностью кивнула и гостеприимно распахнула дверь в изрядно пострадавший уже кабинет. Методист, обмирая от отвращения, шагнула на весь в белых разводах линолеум, ещё не зная, что её ждёт. Ирина, в отличие от методиста, представляла, что им предстоит. Но, как это часто бывает, реальность превзошла даже самые худшие опасения.
Во время первого урока с крыши с грохотом летали рулоны старого рубероида, каждый из которых девятиклашки провожали радостным уханьем и восторженными рожицами, которые, правда, памятуя о присутствии проверяющего лица и желая не повредить обожаемой Ирине Сергеевне, старались приглушить и скрыть. Зато рулоны эти, а также кидавшие их строители ничего такого не старались. Поэтому стоял ужасный грохот, сопровождаемый жизнерадостными громкими комментариями ремонтников.
Апофеозом стало падение на первую парту с потолка увесистого куска штукатурки, вывалившегося из межпанельного шва. Девочки заохали, кинулись помогать пострадавшим, мальчишки с интересом уставились на потолок, гадая, кому ещё может перепасть «приключение». Ирина намочила тряпку, благо воду ещё в этом крыле школы не отключили, и пошла ликвидировать последствия. Пострадавшие Коля Толюшкин и Серёжка Иванов, спокойные, как буддистские монахи, отряхнулись от пыли, вытерли парту и вопросительно уставились на Ирину Сергеевну. Проверяющее лицо, наивно снявшее пальто, а теперь стесняющееся, по-видимому, надеть его, сидело, с выражением крайнего ужаса на этом самом лице, дрожало всем телом, дуло на синеющие от холода пальцы и даже ничего не записывало в приготовленном солидном блокноте. Ирина, заметив это, спрятала сочувственную улыбку.
Наконец, со штукатуркой было покончено, пострадавшие заверили, что и не пострадали вовсе, сочувствующие посочувствовали и расселись по местам. Почти сразу забыв о происшествии, Ирина Сергеевна продолжила работу, дети тоже. Урок, несмотря на условия, сходные с прифронтовыми, шёл хорошо. Ученики отвечали, учительница объясняла новую тему и даже умудрилась показать пару опытов, что, как всегда, привело в восторг девятиклашек.
Увлечённая любимым делом, про методиста Ирина Сергеевна успела даже забыть. Поэтому, когда та подошла к ней на перемене, с трудом пробившись через толпу детей, желавших немедленно и во всех подробностях обсудить результаты продемонстрированных опытов, удивилась. Гостья, кутаясь в надетое всё-таки пальто и с трудом ворочая застывшими губами, восторженно посмотрела на Ирину, потрясла ледяными руками её ладонь и хрипло сказала, обращаясь к Ирине почему-то во множественном числе:
— Вы — подвижники! В таких условиях, в таком холоде, в таком грохоте, да ещё и урок отличный, и выкладываетесь на полную катушку! Вам памятники при жизни нужно ставить! Спасибо, спасибо вам! Отзывы будут самыми лучшими! До свидания! — она повернулась на каблуках и почти бегом направилась к выходу, споткнувшись у дверей о рулон линолеума, лежавший поперёк кабинета, но всё-таки удержавшись на ногах.
Ирина вытаращила глаза и удивлённо спросила вслед:
— Но как же?! А ещё два урока?!
Методист обернулась и с ужасом от перспективы остаться в этом филиале сумасшедшего дома ещё на полтора часа, явно читавшемся на строгом обычно лице, испуганно выкрикнула:
— Мне и так всё понятно! Вполне достаточно одного урока! Вполне! — она нервно помахала рукой и выскочила в коридор. Раздался грохот и крики. В кабинет заглянул Коля Толюшкин и ошеломлённо пояснил:
— Там это… тётечка, которая у нас на уроке сидела, в ведро с водоэмульсионкой наступила! И разлила его! Строители ругаются!
Ирина ахнула и бросилась на помощь. С трудом отбив красную и растрёпанную гостью у гневавшихся ремонтников, она потом долго помогала ей отмывать ботинок от белой краски и приводить в порядок нервы. Та плакала, икала и благодарно пила чай в учительской, окружённая охами и ахами дружного коллектива, за время ремонта привыкшего уже ко всему и ничему не удивляющегося.
Меньше чем через неделю Ирина Сергеевна узнала, что получила следующую квалификационную категорию, что, впрочем, мало отразилось на её невеликой, как и у всех коллег, зарплате. Но долго ещё история о похождениях несчастной незадачливой сотрудницы методцентра пересказывалась родным и знакомым самой Ирины и её коллег во всех цветах и красках.
И вот теперь, наконец, в школе была относительная чистота и, что особенно радовало, полное отсутствие строителей. В тот день Ирина вместе со Златой дружно драили Иринин кабинет к началу учебного года. Златин уже был готов. Их коллега из начальной школы и подружка Ангелина Нарышкина на высоченных каблуках, с которыми, как казалось Ирине, она никогда не расставалась, и в узкой до невозможности юбке балансировала на верхней ступеньке стремянки и вешала шторы. Напрасно подруги, одетые более подходяще для такой работы, предлагали подменить её. Ангелина категорично отвергла любую помощь и теперь мужественно сражалась со шторами и одновременно рассказывала своим младшим подружкам о редкой удаче. Летом незамужняя Ангелина познакомилась с молодым человеком, разгорелся бурный роман, и теперь она учила своих «девчонок» уму-разуму.
— … И в первый же день знакомства заикнулась я ему в разговоре о том, что мечтаю о видеокамере. Заметьте, безо всякой задней мысли. Вы ж меня знаете. Ну, сболтнула и забыла благополучно. На следующий день звонит Вадим и в театр приглашает. Я, поломавшись для виду, естественно, соглашаюсь. И вот в пять он за мной заехал. Открываю дверь, протягиваю руки для цветов, а Валдайцев мне вместо букета в них вкладывает чёрный чемоданчик.
Ангелина, стоя на одной ноге, покачивала второй в такт своему рассказу и то закатывала, то округляла глаза, встряхивала копной буйно кудрявых волос и хохотала. Ирина со Златой, сидя на полу, переглядывались, посмеивались и одобрительно кивали: слушаем, мол, продолжай.