Поссорившись с тётей, Соня закрывалась в ванной и чистила зубы до кровавых дёсен. Мятная паста приносила облегчение, будто бы, пенясь во рту, она заодно остужала голову, но ненадолго. Измочалив щётку, девочка садилась на край ванны и водила пальцем по стыкам между малахитовой плиткой на стене. Зелёная прохлада стен проецировалась внутрь души. Соня вспоминала какую-нибудь ерунду, вроде татушки, сделанной Амелией летом и торчащей у неё из-под лифчика сбоку, на рёбрах, и остывала. Покончив с ритуалом, она закрывала кран и выходила наружу спокойная, с восстановленным к сосуществованию с тётей иммунитетом.

Она расстегнула пижаму, чтобы рассмотреть спину, но ткань частично присохла к ссадинам. Через хлопковую рубашку кое-где просочилась сукровица. Выглядело хуже, чем накануне: добавились наливающиеся синяки и крапинки полопавшихся сосудов.

– Софья, открой дверь, – постучалась тётя.

– Уйди, пожалуйста! – простонала Соня в раковину. – Позже поговорим, я занята!

– Открой, я помогу тебе обработать ушиб.

В интонации тёти послышалась тревога. Соня, скрепя сердце, повернула ручку.

– У меня есть отличный заживляющий крем, – сообщила Мона, ворвавшись в ванную и распахивая зеркальный шкафчик. Она перебрала выставленные на полках тюбики, перетряхнула полупустые пузырьки с витаминными капсулами и вытащила с верхней полки невзрачную тубу с плохо различимыми, поблекшими от частого использования надписями.

– Контрафакт, – пояснила она, захлопывая шкафчик. Из Сониных вещей в нём была лишь зубная щётка в стакане да упаковка пасты.

Тётя перекинула волосы племянницы вперёд, на грудь, и выдавила из тубы плотную оранжевую субстанцию с резким запахом чеснока.

– Рубашку долой, – скомандовала она.

Соня избегала встречаться с ней глазами в зеркале. Она стыдилась прикосновений, стыдилась стоять перед тётей по пояс обнажённой, прикрываясь руками и пижамной кофтой. Мона втирала мазь с нажимом, сдирая мелкие корочки, но Соня не смела и пикнуть. Ей казалось, тётя изучает её, сверлит взглядом, оценивая её не как танцовщицу в оптимальной физической форме, а как настоящая женщина оценивает женщину будущую, ещё не до конца сформировавшуюся, просчитывая потенциальные риски и потери. Мона хотела контролировать всё, включая её месячный цикл.

– Пижамную рубашку в стирку, надень дома какую-нибудь ветошь, – распорядилась она, намыливая жирные от мази руки. – И поставь чайник, будем завтракать.

«Ветошь, – думала Соня, придерживая рукой спадающие пижамные штаны. – Как будто она позволит мне заносить что-то до дыр, и тем более, что-то, что может мне нравиться!»

Проходя мимо тётиной комнаты, она услышала, как на тахте, выпавший из сумочки, звонит без перерыва мобильный телефон.

Она завернула к себе, выдвинула из шкафа ящик с нижним бельём и покопалась на дне. Под сложенными стопкой майками лежал полароидный снимок. На нём Амелия в белом платьице, с выбивающимися из кос волосками роняла Соне на ногу подтаявшее эскимо. Обе на фото получились с закрытыми глазами и одинаково сердитыми лицами. Надпись, сделанная на обороте фломастером, расплылась, как мороженое по новенькой сандалии. «Не кисни, Сонька! Чмок».

Звонок всё не смолкал. Соне стало неуютно. Звонящий словно догадывался, что его игнорируют намеренно.

– Тётя, мобильный! – выкрикнула девочка в коридор.

– Пусть звонит, я отвечу позже.

Спрятав снимок поглубже в ящик, Соня натянула первую попавшуюся футболку.

– Ты, конечно, ничего не купила себе поесть, – донеслось из кухни. Дверца холодильника захлопнулась. Каблуки процокали в прихожую и затихли; тётя переобулась в удобные замшевые ботинки, сняла с вешалки пальто и, выходя за порог, бросила:

– Скоро вернусь.

Как только сомкнулись створки лифта, уносящего тётю вниз, Соня отпрянула от дверного глазка. Дурное предчувствие подсказывало ей взять телефон и проверить, кто терроризирует его владелицу звонками.

Дождавшись, когда мелодия оборвётся, она подкралась к тахте. «8 пропущенных звонков. Говард», – высветилось на экране. Телефон погас, и Соня собралась положить его обратно, но дурацкая трубка вдруг снова ожила и квакнула.

Одно новое сообщение от Говарда. Оно начиналось словами: «Как там Со…»

Амелия бы сказала, присвистнув: «Обложили тебя, детка, со всех сторон».

Тётя принесла из магазина свежий хлеб, упаковку масла, оливки, пучок зелени и маленькую баночку земляничного джема. Соня налила себе пустой кофе и устроилась за столом спиной к окну.

– И как же ты упала? – нарушила тишину Мона, загружая квадратные хлебные ломтики в тостер.

– Ты ведь уже знаешь подробности, – подала голос Соня.

Она постаралась сказать это нейтральным тоном, как можно более равнодушно, но зарождающаяся внутри ярость предательски полыхнула на подступе к горлу. Электрические искры пронзили кухонный воздух; Мона не могла не почувствовать их затылком.