Шрифт:
– Да ничего! Продала и нас не спросила.
– Ну и не хрена ж себе…
И дело было вовсе не в факте продажи. Все об этом знали, все этого ждали, все к этому готовились. Однако процесс продажи представлялся чем-то отдаленным, абстрактным и, во всяком случае, длительным – пока покупатель все изучит, осмотрит, проанализирует, проверит бухгалтерию, с людьми познакомится… Здесь же все случилось стремительно и страшно. Особенно пугала загадочная фигура нового владельца.
– Кто-нибудь его видел хотя бы? Разговаривал?
– Помните приходил козе… то есть господин, рекламу хотел снимать? Кутузов еще водил его по студии, все показывал.
– Обтрепанный такой что ли?
– Тихо, тихо! Зачем обтрепанный? Можно сказать стильно одетый! Сейчас вообще очень модно не быть модным. Даже по ящику говорили!
– Во дела…
Теперь то все вспомнили – ходил по комнатам незнакомый тип, присматривался, вопросы задавал, но чтоб купить – это ни в какие ворота не лезло!
– А как зовут?
– Вроде Василий Иванович.
– Чапаев?
– Какой Чапаев – Гуськов!
– Чувствую устроит нам этот Гуськов переправу через Урал-реку…
Особым спросом в эти тяжелые часы пользовался Сергей Кутузов, – ведь именно он взялся разговаривать тогда с неизвестным, и именно он привел его потом к Татке в качестве покупателя. Но и он не мог толком ничего сказать, кроме того, что вел себя этот Гуськов довольно странно, ничего покупать не собирался, даже про рекламу без особой уверенности спрашивал, а потом вдруг раз и готово!
А что Гуськов? Гуськов сидел в глубоком кожаном кресле и набрасывал план первоочередных действий.
С бытом все решилось нормально: две сумки с личными вещами стояли в углу кабинета, большой и мягкий диван обещал спокойствие и комфорт, которых так не хватало последние два дня проведенные у писателя, а насчет поесть на «П-студии» имелась небольшая кухня оборудованная по последнему слову бытовой техники. Тут тебе и кофеварка, и микроволновка, и холодильник с пимпочкой для подачи охлажденных напитков и дырочкой из которой сам собой сыплется лед в кубиках. Гуськов привычный к незатейливому «Саратову» и газовой плите завода «Газоаппарат» с чугунным верхом вначале даже принял кухню за очередную монтажную, но Кутузов деликатно все ему объяснил и показал.
Да, быт сомнений не вызывал. Что же касается профессионального оборудования, то и здесь все было более чем в порядке: тот же Кутузов заверил нового владельца, что на «П-студии» можно быстро и качественно делать работы любой сложности. И все это великолепие безраздельно принадлежало лично Гуськову на целых полгода!
– Да за это время можно такого наворотить! – заверил себя Гуськов и задумался.
Дело в том, что когда вокруг никого не было, внутри поднимал голову тот самый сомневающийся режиссер так похожий на писателя Лебедева и начинал мутить воду предположениями:
«А что делать, если?» или «Вдруг не получится?»
Судя по всему, он никак не мог смириться с продажей квартиры, но сказать об этом прямо побаивался. Все это нытье сильно раздражало нового Гуськова, но он старался не вступать в бессмысленную полемику, а просто брался за дело.
Благо все необходимое для этого имелось: заказчик, идея, люди, помещение, техника и деньги. Проиграть с такими картами было бы последней глупостью!
– Итак, за дело! – Гуськов с сожалением вылез из кресла и выглянул в приемную.
При его появлении и без того растерянная и напуганная Машенька – офисная барышня доставшаяся вместе с прочим коллективом в нагрузку к «П-студии» – попыталась вскочить, но только зашибла коленку о выдвинутый ящик, рассыпала бумаги и совершенно не к месту сказала:
– Ой!
– К двенадцати соберите всех сотрудников на совещание, – Гуськов по-отечески улыбнулся, – а сейчас мне нужен Кутузов и чашка крепкого чая.
– Держись, Сергей… Мы с тобой… – толпящиеся в коридоре коллеги выражали Кутузову всяческое сочувствие, хлопали по плечу и обещали поддержку, однако в мыслях царила растерянность, поскольку пока было не ясно, кого они провожают: первую жертву или нового фаворита. Однако когда ровно в полдень Машенька распахнула дверь и пригласила всех в кабинет, Кутузов все еще был там. Более того, сидел у самого руководящего стола и что-то быстро писал, перебрасываясь короткими фразами с шефом.
Вид рассаживающихся вдоль длинного стола людей сперва немного испугал Гуськова, – как оно все получится? – но когда он представил себе, что это зрители, и сейчас ему предстоит начать представление, к нему вернулось не просто уверенность, но и вдохновение.
«Я не могу платить им привычные деньги, но должен заставить работать на пределе возможностей! Значит, придется подвешивать соблазнительную морковку на длинной палке…» – подумал он, присматриваясь к публике.
В глазах было тревожное ожидание и настороженность. Бунтовать, судя по всему, никто не собирался – и это было хорошо, но и желанием гореть на работе тоже никто не горел – и это было плохо.