– Серьезно?..

– Ей-богу, не вру.

– С чего он так?

– По моим наблюдениям, у Ивана с Тоськой - нашла коса на камень. Тоська - шустрая коза-дереза, а Иван - пентюх пентюхом. Работает проводником рефрижераторов. Так по-нашенски, по-железнодорожному, холодильные вагоны зовутся. И, представляешь, в последнее время завел такую моду: только-только заявится домой из поездки, чекалдыкнет стакан сивухи и начинает Тоське мозги вправлять. Навроде удовольствие от такого грубого занятия получает.
– Максим Маркович быстренько огляделся, словно хотел убедиться, не подслушивает ли кто.
– К чему сей разговор веду, товарищ, так это к тому, что Иван Стрункин плакался вчера под пьяную руку мужикам с нашей улицы, будто Сан Силича Головчанского застал в своем собственном доме с блудницей Тоськой в ту самую ночь, когда, по моим подсчетам, Сан Силич помер...

Узнав от Пятенкова, что Тоська работает нормировщицей в ПМК Сельстрой, Бирюков уточнил адрес Стрункиных и попросил Максима Марковича, если он еще что-то услышит о Головчанском, сразу сообщить в милицию. Пятенков гордо приосанился:

– Немедля сообщу! Я человек наблюдательный.

6. Загадочная телеграмма

Прежде чем подняться в свой кабинет на второй этаж, Антон зашел в дежурную часть - никаких сигналов о драке между супругами Стрункиными с улицы Луговской в милицию не поступало. После этого заглянул к старшему оперуполномоченному Голубеву и попросил его съездить на Луговскую, обстоятельно переговорить с Иваном Стрункиным.

– Если рассказанное Пятенковым подтвердится, любыми путями найди Тоську и в рамках допустимого выясни у нее подробности.

– Бу сделано, товарищ начальник!
– молодцевато отчеканил Голубев. Знаешь, Игнатыч, когда я разыскивал чемодан Головчанского, дежурный по вокзалу говорил мне, что в пятницу, уже после ухода вечерней электрички, вроде бы видел Александра Васильевича на перроне с какой-то молодой женщиной. Может, как раз это и была Тоська?

– Может быть.

– Имею светлую мысль! Сказать?.. Испугавшись, что Стрункин поднимет шум вплоть до райкома, Александр Васильевич собственноручно решил испить чашу с ядом...

– Давай не будем гадать.

– Ну а если я правым окажусь?..

– Благодарность в письменном виде объявлю, - улыбнулся Бирюков.

– Ловлю на слове! Сам-то что думаешь?

– Думаю не откладывая повидаться с женой Головчанского.

Голубев поморщился:

– Мрачная женщина, скажу тебе.

– Знаешь ее?

– Вчера чемодан опознавала. Как египетская мумия. А еще как-то видел Софью Георгиевну в универмаге. Покупала перстень с бриллиантиками за полторы тысячи, но такая постная физиономия была, вроде как у моей дражайшей супруги, когда я восьмирублевые сережки ей на день рождения подкинул.

Придя наконец в свой кабинет, Бирюков взял телефонный справочник. Нашел номер контрольно-семенной станции, где работала жена Головчанского, и позвонил. Ответила заведующая. Она сказала, что в связи с острым сердечным приступом после известия о смерти мужа Софья Георгиевна на работу не вышла и, вероятно, находится дома. Без того неважное настроение Бирюкова стало еще хуже - предстоящий разговор с больной женщиной ничего доброго не сулил.

Головчанские жили в двухэтажном коттедже недалеко от железнодорожного вокзала. Наряду со строительством многоквартирных домов такие коттеджи в последнее время с чьей-то легкой руки стали расти в райцентре как грибы после теплого дождя, и селились в них большей частью руководители предприятий, финансировавших строительство.

Дверь открыл худенький загоревший мальчик в новой школьной форме. Поздоровавшись, он пристально оглядел милицейскую одежду Бирюкова, обернулся в коридор и по-взрослому громко сказал:

– Мама! К нам пришел товарищ из милиции.
– После этого предложил Антону: - Проходите наверх. Мама там.

Из коридора на второй этаж вела устеленная ковровой дорожкой лестница с красивыми, отделанными под дуб перилами. На лестнице стояла Софья Георгиевна Головчанская. Ее нарядный желтый халат без пояса походил на парчовую ризу, украшенную замысловатой вышивкой, а продолговатое аскетическое лицо со скорбным взглядом было точь-в-точь как у монахини.

В просторной, обставленной импортной мебелью комнате Головчанская предложила Бирюкову сесть в кресло у низкого столика, заложенного журналами мод. Затем села сама с противоположной стороны. Дрогнувшим голосом проговорила:

– Можете рассказывать всю правду, какой бы горькой она ни оказалась. Я не настолько больная, чтобы избегать откровенного разговора.

Антон снял фуражку и положил ее к себе на колени.

– Признаться, рассчитываю на вашу откровенность, чтобы выяснить обстоятельства смерти Александра Васильевича.

Смуглое сухощавое лицо Головчанской болезненно покривилось:

– Утаивать мне совершенно нечего. Не могу понять, что за загадка случилась. В субботу Олег Туманов рассказал по телефону о смерти Саши, а в воскресенье утром принесли телеграмму...
– Софья Георгиевна выдвинула из-под журнального столика небольшой ящик и подала Бирюкову телеграфный бланк.
– Это же телеграмма... с того света. Мистика какая-то, честное слово...

Антон прежде всего обратил внимание на телеграфные данные. Телеграмма номер 245 была отправлена из Николаевки Крымской области в субботу, в 18 часов 10 минут по московскому времени. В ней сообщалось: "Долетел благополучно целую Саша".