– Ну как?.. Хлестко написано?

– Да, - согласился Слава.
– Одно непонятно: видели вы Головчанского в своем доме или нет?

Стрункин, протянув руку к тетрадке, обиделся:

– Дай сюда. Ни гвоздя ты не понял! Тут же ясно указано: окно в спальне было раскрытое. Задумайся, что из этого факта вытекает?.. Головчанский, опасаясь телесных повреждений, вместо двери выскочил через окно. Это ж козе понятно!

– С таким же успехом через окно могли выскочить Иванов, Сидоров, Петров...

– Примеры из грамматики насчет русских фамилий без тебя знаю, мрачно отрубил Стрункин.
– К моему заявлению, если хочешь знать, серьезная преамбула имеется...

Стараясь не задеть самолюбия Ивана Тимофеевича, Голубев принялся выяснять содержание "преамбулы". Стрункин потянулся было к бутылке, однако Слава остановил его - мол, серьезные дела надо решать по-серьезному, без выпивки. Иван Тимофеевич недолго похмурился, заткнул недопитую бутылку корочкой хлеба и, поглядывая на Голубева исподлобья, стал рассказывать.

До нынешнего лета Стрункины жили прекрасно. Растили сына, который после восьмилетки поступил в авиационный техникум, будет самолеты строить. Таисия была мировой хозяйкой, да вот те раз - споткнулась. В августе пришла с празднования Дня строителя навеселе и новенькие сапожки зимние принесла - якобы подарок от ПМК как передовой нормировщице. Стрункин сам в День железнодорожника, за неделю до Дня строителя, получил от своего предприятия именные наручные часы за семьдесят шесть рублей, поэтому в "показаниях" жены ничуть не усомнился. Все бы так и заглохло, если б на днях случайно не разговорился Иван Тимофеевич в бане с одним каменщиком из ПМК, который рассказал, что нынче праздник строителей "скомкали". Денежные премии, правда, выдали на торжественной части собрания, а что касается подарков, то ни одной душе Головчанский ничего не дал. Стрункин, придя домой из бани, сделал вид, будто ни о чем не знает, и "так это, между прочим", заговорил с женой насчет сапожек. Жена "навострила ушки на макушке", но свои "первоначальные показания" повторила. Самую малость под конец добавила: дескать, Головчанский вручал ей подарок не на торжественной части, а после, так сказать, с глазу на глаз, в своем кабинете.

Лицо Стрункина побагровело:

– Тут я такой разнос Тоське устроил, что она из дому скрылась. У соседей заночевала.

– Разве так можно решать семейные конфликты?
– спросил Голубев.

– А почему нельзя?..
– удивился Стрункин.
– Мне рога приделывают, а я должен в ладошки хлопать? Одобряю, дескать, гражданочка, ваше недостойное поведение... Это ж самому тупому козлу понятно, за какие успехи начальники дарят своим подчиненным женщинам подарки втайне от других рабочих.

– И все-таки надо было разобраться мирным путем. Встретились бы с Головчанским, поговорили...

– Я так и хотел! Тоська на дыбы поднялась. Дескать, если сунешься к Головчанскому, как баба, разбираться, уйду совсем от тебя. Тут пожар и запластал...
– Стрункин протянул руку к бутылке, но, перехватив осуждающий взгляд Голубева, взял со стола кусочек хлеба, понюхал его и положил на место.
– Если нараспашку признаться, все бы так и заглохло. Утром мы с Тоськой мирно покалякали, когда она от соседей вернулась. Я строго-настрого заявил: "Увижу с Головчанским - голову сверну!" Ну ей бы понять, что мужик не шутки шутит. Так нет же!.. Полмесяца не прошло домой хахаля заманила. Это ж обнаглеть надо!

Чем дольше разговаривал Голубев со Стрункиным, тем больше укреплялся в мысли, что "связь" Таисии с Головчанским - всего лишь предположение Ивана Тимофеевича, который упорно не хотел соглашаться ни с какими доводами, будто его жена могла раздобыть себе сапоги честным путем.

– Жалею, вещественные доказательства сгоряча уничтожил!
– упрямо сказал Стрункин.

– Какие?
– спросил Слава.

Иван Тимофеевич указательным пальцем правой руки загнул на левой руке мизинец:

– Бутылку с этикеткой типа "Плиска", где ресторанный чернильный штамп имелся. Это раз. И чуть не полное блюдо желтых сигаретных чинариков. Это два...
– Стрункин загнул второй палец.
– Ты можешь возразить, дескать, подобные доказательства могли находиться в доме раньше. Поясню... Лично я, кроме водки, других напитков не употребляю, а разновидные бутылки от сырости не заводятся. Второе... Лично я с детства табаком не балуюсь. Тоська с сыном тоже этим не грешат. Откуда сигаретные чинарики взялись?..

– Вам разве не известно, что Головчанский в ночь с пятницы на субботу умер?

– Что-то такое Максим Пятенков заливал. Так он же, бутылочный сборщик, на каждом шагу врет как сивый мерин.

– Это правда, Иван Тимофеевич.

– Да ну?!.
– Стрункин непонимающе уставился на Голубева. Потом, словно до его сознания дошло наконец что-то страшное, с треском рванул исписанную тетрадку пополам и хрипло проговорил: - Со всей серьезностью заявляю, рукоприкладство к гражданину Головчанскому не применял.