– Голос звонившей не узнал?

– Показалось, будто Софья Георгиевна Головчанская, но, когда одумался, понял, что не она.

– Почему?

– Голос был нетрезвым... А у Софьи Георгиевны, как мне говорил Александр Васильевич, к спиртному аллергия...

– Она не ревновала мужа к твоей жене?

– Не было поводов...

– С женой говорил о звонке?

– Говорил. Ей, оказывается, уже дважды звонила пьяная женщина и даже угрожала, что если Надя сама не расскажет следователям о преступлении, то это и без того станет известно кому следует...

– Может, Огнянникова решила свести с Надей счеты? Как-никак соперницы...

– Нет, голос Анны сразу узнал бы. Да и не способна Анна на такое, она незлопамятная.

"Провокация" заинтересовала Бирюкова самым серьезным образом. Он долго беседовал с Тумановым, стараясь нащупать хотя бы тонюсенькую ниточку к разгадке провокационного звонка, но Туманов больше того, что уже сказал, ничего добавить не смог.

– Давай, Олег, договоримся: если еще какие-то провокации будут, немедленно сообщи мне. И пусть Надя, пожалуйста, ко мне зайдет. Договорились?..

Бирюков протянул на прощанье руку. Туманов вяло ответил на рукопожатие, наклонил голову и вышел из кабинета. Вскоре к Бирюкову заглянул Голубев:

– Игнатьич, Тося Стрункина здесь. Приглашать?

– Пригласи.

Голубев широко распахнул дверь. Антон мельком посмотрел на вошедшую Стрункину и не заметил на ее лице ни растерянности, ни испуга, ни настороженности, с которыми - в зависимости от характеров - обычно приходят вызванные повесткой свидетели. Бодренько сказав "здрасьте", Тося села на предложенный Бирюковым стул и как ни в чем не бывало кокетливо улыбнулась:

– Успокоился мой муженек, так что ни в какую прокуратуру подавать заявления не будет.

– Я пригласил вас по другому делу, - сказал Антон.

Тося удивленно моргнула:

– Что такое?

– Нас интересует причина смерти Головчанского...

– А я разве знаю, от чего Александр Васильевич умер? Очень крепкий, жизнерадостный мужчина был и вдруг... Наверное, инфаркт, да?..

– Его отравили.

Стрункина резко, словно ее толкнули в спину, подалась вперед:

– Ой, ужас! Кто?..

– Давайте вместе подумаем. Действительно, кто мог это сделать?

– Провалиться сквозь землю, не знаю!
– Тося нервно сцепила тонкие пальчики.
– Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было - "лапушка". Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.

– А он от женщин?..

– Ну, как вам это...
– Тося смущенно опустила глаза.
– С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал - нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.

– Как, например, Алексанян?
– быстро спросил Антон.

Стрункина вроде бы вздрогнула:

– А при чем тут Алексанян?

Бирюков улыбнулся:

– Для примера. Чего вы испугались?

Лицо Тоси зарозовело:

– Ну... Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану... Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу...

– Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?

Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:

– Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штампике, заплатила. Ну а Иван Тимофеевич по ревности из мухи слона раздул.

– Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, - сказал Бирюков.
– Кто у вас в доме был в ту ночь?

Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева: