Головчанская послушно села. Руки ее затряслись мелкой дрожью, а лицо покрылось нервными пятнами, как будто она с великим трудом сдерживала негодование. Сорвавшимся голосом сказала:

– Позовите прокурора.

Бирюков взглядом показал на Лимакина:

– Это следователь, здесь он командует.

– Мне необходимо видеть прокурора, сейчас же, - по-прежнему глядя Бирюкову в глаза, почти по слогам проговорила Головчанская.

Лимакин посмотрел на молчаливо застывшего у двери Голубева и коротко бросил:

– Пригласи Семена Трофимовича.

Минуты через две в кабинет грузно вошел районный прокурор Белоносов, и Антон заметил, как лицо Софьи Георгиевны мгновенно изменилось. Чуть не со слезами она торопливо заговорила:

– Семен Трофимович, вы меня знаете. Неужели я преступница? Что происходит? Почему творится беззаконие? Почему...

– Здравствуйте, Софья Георгиевна, - ровным, несколько даже флегматичным голосом перебил прокурор.
– В чем, по-вашему, это "беззаконие" выражается?

– Здравствуйте...
– осеклась Головчанская.
– То есть как в чем?.. На каком основании меня из больницы как преступницу под конвоем сотрудника уголовного розыска привели сюда?..

Прокурор передвинул у стола стул и сел рядом со следователем.

– Сотрудник уголовного розыска не конвоир, - сказал он.
– А пригласили вас сюда потому, что сейчас вам будет предъявлено очень серьезное обвинение...

Бледные губы Головчанской желчно скривились:

– Вы отдаете отчет своим словам?

– Да, я полностью в курсе дела. Скажите, Софья Георгиевна, куда и с какой целью вы отлучались из дома в ночь, когда скончался ваш муж?

– Никуда не отлучалась.

– Кто это может подтвердить?

– Домработница Евдокия Федоровна Демина. Она в ту ночь ночевала у меня.

Прокурор глянул на Голубева:

– Пригласи Демину.

Евдокия Федоровна явилась в кабинет с таким видом, словно шла на смертную казнь. Проведя необходимые при очной ставке формальности, прокурор спросил ее:

– Вы можете в присутствии Софьи Георгиевны повторить то, что рассказывали нам со следователем на допросе?

– Отчего же правду не повторить, - потупясь, ответила Демина. Едва только она начала сбивчивый рассказ, Головчанская побледнела как мел и громко крикнула:

– Ложь! Ложь!!!

Прокурор строго повернулся к ней:

– Спокойно. Вы свое скажете после.

– Это она отравила Сашу! Это у нее гранозан хранился!
– опять закричала Головчанская.

Демина растерянно прижала к груди скрещенные руки:

– Голубушка, опомнись. Какой резон мне на старости лет грех на душу брать?

– Софья Георгиевна, вы сами себе противоречите, - укоризненно проговорил прокурор.
– Каким образом Евдокия Федоровна могла отравить Александра Васильевича, если ночевала у вас?

– Утром она ко мне пришла! Промокшая...

Демина всплеснула руками:

– Голубушка, зачем с больной головы на здоровую валишь! Русланчик ведь может следователям сказать, что на мне ни единой ниточки мокрой не было, когда мы утром втроем завтракали. Да и ночью дитенок просыпался, на горшочек вставал. Спрашивал: "Где мама?" Я успокоила: "Спи, милок, спокойно. Мама ушла провожать папу, скоро придет". Выходит, пророческими мои слова оказались. Проводила ты, Сонечка, Александра Васильевича навсегда...

Прокурор болезненно провел ладонью по лицу. Посмотрев в растерянные глаза Софьи Георгиевны, тихо спросил:

– Неужели ребенка придется впутывать?..

Головчанская будто лишилась рассудка. Сгорбившись, она вдруг прижала ко лбу сжатые до побеления кулачки, зажмурилась и шепотом выдохнула:

– Ради бога... не надо...

– Будете говорить правду?

– Буду... Я никого не хотела отравлять...

Прокурор поднялся. Сказал Голубеву и Деминой:

– Идемте, товарищи. Здесь теперь и без нас разберутся с Софьей Георгиевной.

Допрос Головчанской продолжался больше трех часов. Тихим, бесцветным голосом, часто путаясь и повторяясь она подтвердила показания Огнянниковой о телефонном звонке и подброшенном на крыльцо ключе. Потом призналась, как подслушала под дверью дачи Тумановых смутный разговор мужа с какой-то женщиной. По голосу эту женщину так и не узнала, потому что та почти не говорила. После голос мужа удалился из кухни в комнату. Софья Георгиевна сунулась к окну, но, сообразив, что ее белую кофточку видно в темноте, мгновенно вспомнила: на даче у Деминой постоянно висит черный рабочий халат. Тотчас на память пришла совсем недавняя благодарность Евдокии Федоровны за гранозан, "чуток" которого Демина оставила на полке для будущей весны.