Шрифт:
На лице Огнянниковой появилось недоумение:
– Ну, как же?.. Вы всегда в форме ходите...
– В форме я в райцентре хожу, а в Новосибирск по-штатски нарядился.
– Владимир Евгеньевич, миленький...
– ошеломленно проговорила Огнянникова.
– Вы, наверное, не узнали меня из-за того, что волосы перекрасила.
Дубков обиженно насупился:
– Я, Аня, двадцать лет в милиции работаю. Привык даже в личное время внимательность проявлять.
– Спасибо, Владимир Евгеньевич, - поблагодарил участкового Антон. Можешь быть свободным.
После ухода Дубкова Огнянникову будто подменили. Заложив ногу на ногу, отчего высоко оголилось красивое загоревшее колено, она с прищуром уставилась на Антона:
– Специально подговорили Владимира Евгеньевича, чтобы взял меня на пушку? Подстроили и радуетесь?..
Бирюков выдержал взгляд:
– Запрещенных способов, Анна Леонидовна, не применяем. Конечно, это чистая случайность, что именно в ночь с пятницы на субботу Дубков оказался в аэропорту Толмачево. Но дальше в нашем разговоре подобных случайностей не будет. Станем говорить только на основе документов. Скажите, почему вы уехали в аэропорт к вечеру, если все рейсы на Ригу отправляются в семь тридцать утра по местному времени?
– Не знала расписания, потому и уехала. В прошлом году были вечерние рейсы, думала, все так и осталось.
– Продажа билетов на Ригу началась под утро, как утверждает Дубков, а вы говорили мне, что с вечера подходили к кассе...
– От бесонницы спутала.
Антон показал справку из сберкассы.
– Вот здесь черным по белому написано, что последний раз вы снимали деньги со своего счета полгода назад. Почему утром сегодня солгали?
– Не думала, что будете проверять, безответственно ляпнула, довольно быстро ответила Огнянникова и улыбнулась.
– У меня дома на всякий случай триста рублей лежало...
– А какие семьсот рублей положили на сберкнижку первого сентября?
– Дачу продала.
– Кому?
– Одному покупателю из Новосибирска.
– Как фамилия его? Адрес?
– Представьте, не спросила.
– Не хотите говорить - не надо. Разыщем этого покупателя, а пока пойдем дальше... Почему сорвалась нынче ваша поездка с Головчанским в Николаевку?
Огнянникова вроде бы растерялась, но тут же, словно упрекая Бирюкова, осуждающе покачала головой:
– У вас завидное упорство... Я уже говорила, что сто лет никаких дел с Головчанским не имею, а вы по-прежнему продолжаете гнуть свою линию.
Бирюков достал письмо Головчанского к Геворгу Тиграновичу Алексаняну и показал его Огнянниковой:
– Прочитайте в конце... "Приеду опять с Лапушкой. Она низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной..."
Огнянникова сосредоточенно прочитала написанное:
– Ну и что?.. У Головчанского, знаете, сколько "Лапушек" было.
Антон показал протокол опознания:
– Вот юридический документ, подтверждающий, что в роли "Лапушки" в прошлом году выступала Анна Леонидовна Огнянникова. Теперь мне понятно, почему вы не соглашались ехать с Хачиком к его родителям в Николаевку. Они сразу вас узнают и спросят сына, кого привез в снохи...
– Не говорите глупостей! Почему именно мою фотокарточку посылали для опознания?
– с вызовом спросила Огнянникова.
– Не лучше ли было фото Нади Тумановой послать?..
Бирюков поочередно показал протоколы с фотографиями Софьи Георгиевны, Тоси Стрункиной и Нади Тумановой:
– Вот сколько посылали... Но Геворк Тигранович и Сильвия Оганесовна из всех опознали вас...
Лицо Огнянниковой стало таким растерянным, словно Анна Леонидовна только что очнулась от кошмарного сна и никак не могла вернуться из забытья к реальной действительности.
Антон молчал. Пауза стала затягиваться. Наконец Огнянникова усмехнулась:
– Не можете толком расследовать преступление и решили на мне отыграться? Решили меня во всем обвинить?..
– Разве я в чем-то вас обвиняю?
– спросил Бирюков.
– Ну а разве нет? Через столько дней после смерти Головчанского какие-то протоколы организовали. Сразу не могли этого сделать?
– Николаевка от Сибири слишком далеко, потому и задержка вышла, спокойно сказал Антон.
– Я, Анна Леонидовна, добиваюсь от вас одного: говорите правду. Неужели еще не можете понять, что изворачиваться бессмысленно?..
Огнянникова снова надолго замолчала. Она сосредоточенно разглядывала наманикюренные ногти, поправляла на груди яркую брошь с разноцветными дорогими камнями и, казалось, вот-вот заплачет. Глядя на ее расстроенное лицо, Бирюков вдруг почувствовал жалость, что такая красивая молодая женщина впуталась в очень некрасивую историю.
– Поймите, Аня, теперь буду проверять каждое ваше слово, - поторопил Антон.
– Ну а если скажу, что я отравила Головчанского?..
– робко заикнулась Анна Леонидовна.