Шрифт:
После той памятной встречи прошло несколько лет.
Приехал в знакомые места в улыбчивый погожий день – День Победы. Не мешкая, отправился в лес.
И лучше бы не ходил!
Полянку не узнал. Не застал ни вековой сосны, ни окружавших полянку кустов. Будто смерч, цунами прошел. Может вместо них сам дьявол устраивал пляски смерти? Прежний уютный лесной дом был варварски разрушен.
Дождемся ли мы, сегодняшние, светлого дня Победы над собственным невежеством? Когда настанет это время? Не будет ли слишком поздно?
И заснула сон-трава беспробудным, то и гляди, сном. Заснула оттого, что двигало чьими-то руками, ненасытными желаниями ума сонное сердце.
Проснется ли чудо-трава? А совесть с ответственностью?
Вирьава (1), где ты?
Снег сошел. Солнечно и сухо. В лесу светло и просторно. Этот период недолгий. Так бывает лишь в пору появления крохотных листочков на кустах и деревьях. Скоро они по-настоящему накинут на плечи зеленые платки и хозяйкой во владения Вирьавы войдет жидкая сумеречная темень.
Шныряем меж кустов подлеска, ветвей, деревьев: ищем весенние грибы – коричневоголовые сморчки. Шуршит под ногами стелющаяся ковром прошлогодняя листва. На “смиренную охоту” собрались вдвоем: я – сын Инешкипаза и она – носящая на шее золотой крестик. Чья она дочь, какого бога, народа какого?
– Нашла! – крикнула любительница сморчков. – Иди сюда!
Ничего не скажешь: мастак она искать грибы. Никак не пойму, как она их находит, укрытых кошмой подстила? То ли по запаху, то ли еще как.
Слушая шорох, направляюсь в нужную сторону. Шагаю осторожно. Оглядываюсь, шарю взором по спрессованной снегом листве. Искать-то ищу, но найти, видеть ничего не вижу. Перед глазами, в голове и груди картины надруганного, тяжко вздыхающего леса. Крест-накрест лежащие, гниющие и почти свежие, даже с листьями, верхушки деревьев, сучья, распотрошенные моховые одеяла, пни…
Только называется “грибы собираю”. В голове от увиденного – “каша”, раздумья о делах и деяниях самого-самого “умного”, того самого, кто храм превратил в мастерскую. Подумал-поразмыслил и слово о божьем его предначертании взял в кавычки.
…Вирьава, где, где ты?! Приди, глянь, что стало с дитём Инешкипаза после того, как на его шею напялили крест! Помоги ему и его дому выбраться из дышащего запахами гнили топкого болота. Открой ему глаза, верни совесть. В твою пору, когда ты, справедливости дочь, была владыкой леса, без твоего ведома спилить дуб, сосну или липу считался тяжким грехом, без твоего дозволения в лес входивший веточку не ломал. Уважали, чтили тебя, Вирьава. Теперь же…
Марюш, обладательница иисусого крестика, походив-побродив, с десяток грибочков все-таки положила в кузовок. Глаза её сияют радостью. “На суп хватит!” – повторяла не раз. Я же – ни одного. Да и пусть! Вместо того чтобы расстраиваться, я радовался погожему дню, воздуху, тишине. Казалось мне в лесных звуках, сотворимых нашими голосами, шагами, неземная, украшенная серебряными нотами музыка. Ш-ш-ш.., – ссыпались из-под ног гаммы. Им помогали своим синим взором медуницы. Не знаю почему, но это весенне-раннее растеньице будило ощущения и воспоминания о далеко-далеко оставленном детстве.
– Хватит! – донеслось сквозь паутину ветвей. – Пошли в сторону дома.
Шагаем по извивающей меж стволов-великанов узенькой тропке. Она устлана бежевого цвета сосновыми иголками. Мягко. Идешь будто бы по ковровой дорожке. Идешь и не чувствуешь ношу прожитых лет.
Почти на выходе из леса, на обочине стежки-дорожки сверкнули синевой три звездочки. Сон-трава! Мой любимый цветок. Мне, казалось, они нас ждали и хотели поделиться радостью поры цветения.
Когда сравнялись с “огоньками”, Марюш, не задумываясь, ничуть не колеблясь, нагнулась, протянула, блеснув золотым колечком, руку и …с корнем вырвала голубоглазых сестер!
– Ты что делаешь?! – обидевшись, крикнул на нее. – Смотри, какие красивые, какие нежные! Они же нас ждали, хотели…
Слова, мои возмущения потонули в глухоте. Марюш будто и не слышала меня, продолжила как ни в чем не бывало, свой путь.
“Вирьава, где ты, где?!” – продолжало кричать мое сердце.
(1) Вирьава – повелительница леса по эрзянской религии
И звезды покажутся крупнее
Наконец-то пришла самая красивая пора весны. Черемуха накинула на голову белый, хмелеюще пахнущий платок. Старается не отставать от неё вишня, слива. Давненько уж в кустах, репетируя, оттачивают голос, “гоняют гаммы” любители майского пения.
Поперек дороги, идущей вдоль сельской улицы, и по которой я шел, прошла к колодцу статная, невысокого роста молодуха. На ней легкое, без рукавов, с пояском платье. Пока перешедщая мне дорогу наполняла ведра, подошел к ней и попросил напоить.
– Попей, утоли жажду, – услышал в ответ грудной певучий голос. Улыбка озарила и без того красивые черты лица.
Тук-тук-тук – сказало вместо “спасибо” сердце и вместе с тем подумалось: на платье нежно-зеленого цвета – гроздья цветов черемухи, да и сама как будто одетая в белое черемуха…