Принял бы страдающий душевным недугом несколько капель настоя этой травы, попил день-другой – и хворь долой. Грустный бы повеселел, а ушедший от тоски и скорби в себя, поверил в свои силы и сделался общительнее. Еще несколько капель, и у неверующего, унывающего развеялось бы угрюмое безверье.

Где цветет чистодуш? Где искать цветок с таким названием?

А надо ли, если подумать, искать, как вещую птицу Гамаюн?

Разве эти лиловые разливы медуницы и чины душистой меж черных стволов деревьев, вот эта лесная полянка, окруженная семейкой берез, не те самые желанные врачеватели тела и души?

Ручеек от тающего снега успел проторить себе руслицо и принялся разыскивать свое потерянное, как он считал, счастье. Стремился встретиться, не теряя зря времени, с себе подобными: спастись от одиночества.

От глины или, быть может, от торопливости, суеты он имел светло-коричневый цвет и был мутным.

“Откуда это он бежит, как заяц, вприпрыжку, из каких далей?” – задумался я и посмотрел в сторону его истока, как раз – в сторону солнца. Мутный, коричневатого цвета ручеек, несущий соломенный мусор, … не узнал. Играя с солнечными лучами, переливалась, текла, звеня, не вода – текло, журча, жидкое живое золото.

Вот так бегущая по водомоине грязнуха превратилась в золотящий, радующий глаз ручеек.

Нередко так бывает на земле, в жизни нашей: посмотришь с одной стороны – одно, посмотришь на то же самое с другой точки – увидишь другое. Знать, не случайно родилось выражение: “Смотря с какой стороны посмотреть!”

Налил я в чайный граненый стакан воды и посадил по веточке ольхи, орешника и вербы. Положив на стол чистый лист бумаги, поставил его на неё. Комната, где я на время остановился, обрела, показалось, другой вид, стала уютней.

На другой же день мои веточки-малютки зацвели. Я слегка постучал по ним карандашом, и на белый лист бумаги нежно-золотистым облачком опустилась пыльца. Приподнял стакан и от увиденного внутренне улыбнулся. С листа немигающим взором смотрело на меня окруженное желтой короной белое солнце! Смотрело ясно и доверчиво спокойно.

Пыльца у орешины с ольхой – светло-желтая. Такого же цвета она у ржи и картофеля, такая же у огурца, яблони, лебеды, лопуха… Пыльца желтая, а листья же почти у всех растений, неважно откуда они, – с юга или с севера, – всегда зеленые. Лишь оттенками различаются.

О природе зеленого цвета листа знает любой школьник.

А пыльца? Почему она желтая даже у черной розы и черного тюльпана?

Ответ, при желании, найти нетрудно. Стоит порыться в справочниках или обратиться за помощью ботанику, и он будет найден. Но зачем? Какая в этом надобность? Ведь всезнание – не есть еще знание. Если чувствуете душой свое родство с природой, если ваш взгляд на неё свеж, светел и честен, то вы поймете, что пыльца – это мельчайшие осколки солнца, что эти желтые пылинки – плоды его живительного, дарующего радость дыхания…

Вот и вся тайна золотого свечения пыльцы.

Подошел я к окну и увидел маленькую пичужку. Она легкой тенью мелькала вдоль высоких, освещенных обеденным солнцем домов. Исчезнет – снова покажется, исчезнет… так и челночит.

“Уж не ласточка ли? – обрадовался я догадке. – Она, похоже… Но ведь зима все еще хорохорится! Вон как снежком припугивает…”

– Лена, Лен! – все еще сомневаясь, кричу на всю квартиру дочери, готовящей в соседней комнате уроки. – Беги скорей ко мне, касатки вернулись!

– Ну и что? – прибежав на мой зов, переспросила дочь с безразличием. – Я ее еще позавчера приметила. Все вдоль стен восемнадцатого дома летала. Правда…

– Позавчера? А не рановато ли? И тепла-то по-настоящему не было. То зима, то отзимки.., – наблюдая за пташкой, пытался возразить дочери.

– Не-э, нисколечко! Нам вчера Нина Павловна почти весь урок рассказывала о ласточках. “Удивительная, дети, эта птичка, удивительная!” – запомнила еще ее слова. Ой она и любит их! Правда…

– Она не говорила, когда ласточки со своих “курортов” домой, на родину, возвращаются? Не помнишь, а?

– Рассказывала. Ой, когда же, правда? Вот только… Чур – вспомнила! Вспомнила. В середине мая. Вот когда!

– А сегодня?

– А сегодня, папонька, – апрель, девятнадцатое.

– Вот именно! Как же тогда это понимать, милая юннатка?

– Не знаешь? – от удивления вытаращила глаза Лена.

– Нет, – немного смутившись, признался я.

– Это разведчица, папа! Ее послала стая. Проверить: тепло здесь у нас или холодно. Правда…

– Разведчица? – не сразу поверил я. – Не шутишь, затейница?