– Поздравляю!
– Бодро выкрикнул следователь.
– Сегодня домой.

– Что?
– Ребров решил, что затеяна очередная игра, грубая и глупая.

– Домой... домой! Подписано постановление!

– Не понимаю?..
– Ребров поднялся.

– Долго объяснять!
– Грубинский махнул, мол, ради вас и время не жаль потерять.
– Определенные круги предприняли попытку госпереворота и... просчитались. Заговорщики арестованы!

Вошел тщедушный офицерик и, скорее для него, чем для Реброва, подполковник выкрикнул:

– Реакция не прошла!
– Потянулся к глухому шкафу, вынул коньяк.
– А не выпить ли нам, мужики, по такому случаю?

Тщедушный, как младший по званию, тупо и послушно бормотал, кривясь, будто пробовал горько-кислое:

– Реакция не прошла!

Ребров и Марь Пална сидели в ее квартире. На столе горели две свечи, над столом икона Смоленской божьей матери. Пили коньяк, закусывали шоколадом. Синяки еще не сошли с лица Реброва. Марь Пална не отрывалась от печальных глаз иконописного лика:

– Мастодонт умер в палате... девятнадцатого утром, когда узнал, что пришли эти... понял - сыну конец... сердце не выдержало, подумал, все сначала... он любил тебя по-своему...

Ребров вспомнил, как мать в лихорадочном бреду призналась, что Мастодонт не чужой... он предал мать - неприкасаемую по тем отсидочным временам, она его простила... долгие годы чувство вины опаляло мозг умного, властного, изворотливого, который обманывал кого угодно, только не себя...

Ребров вспомнил, как любитель чая и тайный почитатель коньяка, едва не назвал это имя, предлагал сделку: имя настоящего отца за... выкраденные документы.

Что бы сказал отец, доведись встретиться? Привет?.. Или... Вот и познакомились... Или более пространно?.. "Я сделал ставку на них, не более... на тех, кто сильнее и злее... они не хуже других и не лучше... умеют заставить работать на себя, пахать до седьмого пота... всюду и всегда есть такие... осуждать их все равно, что тигров за любовь к мясу или змей за яд... они такие и все... ничего нельзя изменить... надо понять это, смириться, успокоиться... они не могут отобрать все, кусок не лезет в глотку... что-то останется... всем хватит... кому больше, кому меньше. Э-Э! Сынок! Ты хочешь спросить: а почему мне меньше? Вот ты и начинаешь их понимать, а может уже и стал таким как они..."

Не поговорили, не заглянули друг другу в глаза, не встретились... Глупо все получилось, как обычно и случается с нами...

Марь Пална брела под сводами Церкви, огоньки свечей двоились, троились, вот вырос лес свечей, множились и лики святых на иконах. Боже мой, содрогалась Марь Пална, страшась настоящего и подступающего будущего. Другие времена ворочались рядом, вот они - рукой подать. "Детский дом" на улице Щусева приютит семью мятежного горца-заговорщика в квартире, где даже окна выше, чем на прочих этажах. Вместо "татр" по городу поползут "мерседесы", гэбэшники сражаются за народ и справедливость, впрочем, вяло, фашисты гордятся нарукавными повязками, стреляют танки в центре столицы...

Другие времена... но мы-то все те же...

Глупо все получилось, как обычно и случается с нами...