— Если я сделала что-то не так, ты скажи — я всё исправлю.

— На этапе знакомства я ясно дал понять, что не потерплю мозгоебства. От тебя или кого-то другого, неважно. Мне просто всё это не нужно, понимаешь?

— Понимаю, Артур. Я всё понимаю… — она откидывает плед в сторону и ползёт на коленях ко мне.

Обхватывает меня руками за бедра и начинает… чёрт, плакать. Её плечи содрогаются от слёз, а на моих серых трико остаются влажные следы.

— Больше этого не повторится. Никогда! Обещаю! Только позволь мне остаться, Артур. Просто позволь, — всхлипывает Алла.

Я должен её успокоить, наверное, но вместо этого молчу и не двигаюсь. Позволяю ей оттянуть резинку трико вниз и достать оттуда возбужденный член. Напряжение после вчерашней ночи мне так и не удалось снять даже с помощью ледяного душа. Закрываю глаза и чувствую, как теплые губы смыкаются на головке. Алла работает умело и старается сделать так, чтобы мне понравилось — глубоко и тесно, помогая себе рукой и издавая влажные чавкающие звуки. И я правда пытаюсь переключить внимание на неё, но вместо этого сознание рисует Настю в телесном комплекте простого недорогого белья. Её изящные формы и пухлые губы, которые целовали меня так неумело, но жадно, словно в последний раз. Перед тем как кончить, я только и думаю о том, что это мне надо держаться от Насти подальше. Нужно прервать свои короткие новогодние каникулы и как можно раньше вернуться в город.

Артур.

— Собирайся, мы едем кататься на санках, — произношу спокойным тоном, когда Алла заканчивает и медленно спускается с кровати, надевая поверх белья шелковый халат.

— Шутишь?

— Никаких шуток. Катаемся на санках и сразу же после этого возвращаемся в город.

— Уже? Но… — она тут же осекается, вспоминая о своих обещаниях. — Надеюсь это не из-за меня, Артур?

Лицо выглядит по-настоящему озадаченным, а искусственный пухлый рот слегка приоткрывается от удивления. Почему-то сейчас я начинаю видеть Аллу словно на рентгеновском снимке — чётко, осознанно, придирчиво. С каждой секундой понимая, что нам не по пути. По приезду в Москву, уверен, наши дороги разойдутся. Наверное, мне больше не нужна женщина-робот.

— Что? Нет, это не из-за тебя. Это по работе, Алла, — отвечаю односложно и достаю из сумки лыжный костюм.

Версия о том, что первого января мне нужно уехать по рабочим делам, конечно же, так себе, но другой я пока не придумал. А оставаться в доме, где поблизости постоянно бродит Настя больше невыносимо. В своих решениях я редко сомневаюсь и даже сейчас. И лучше бы мне уехать, оставив Максима и Настю одних.

После обеда мы садимся в автомобиль сына, который я подарил ему на восемнадцатилетие, и трогаем в сторону горнолыжного комплекса. Я сижу за рулём и изредка бросаю короткие взгляды на недовольное лицо Аллы. Вот уж кто не поклонница экстремальных видов спорта, так это она. Но ничего не поделать, её мнение — это меньшинство.

— Давно здесь построили комплекс? — спрашивает сын, когда перед нами начинает маячить яркая вывеска.

— Думаю, что года два назад.

— Когда я был маленьким, то мы с тобой и дедом ходили сюда со своими санками, — бурчит себе под нос Макс, а мне почему-то хочется потрепать его по темной густой шевелюре и спросить, как давно он стал таким взрослым?

Сколько помню свою жизнь в посёлке до того, как окончательно переехал жить в Москву, зимой данная горка была единственным приятным времяпровождением. Это сейчас посёлок стал больше, обзавёлся ночным клубом, барами, детскими развлекаловками, а во времена моей юности я только и хотел, что сбежать из этой дыры. Должен сказать, что у меня получилось. В свои восемнадцать, после того как я поступил в вуз, больше я в этом посёлке не жил.

— Мне кажется, что это самая подходящая горка для Насти, — произносит Макс, критически оглядывая ровный спуск без крутых виражей и поворотов. — Пойду помогу ей забраться.

— Давай, — слегка подталкиваю к стоящей в стороне девушке. — Алла, ты с ними?

— Нет, — кривит губы и подходит ко мне ближе, почти вплотную. — Эта горка слишком простая для меня. Я скачусь вон с той, чтобы ты мной гордился, Артур.

— Уверена? — вскидываю брови и смотрю в сторону самой высокой и крутой горы.

— Конечно, дорогой.

Настя спускается без проблем — с горящими от возбуждения глазами и раскрасневшимися щеками. Довольно смеется во весь голос, когда Макс протягивает ей руку и помогает подняться с тюбинга.

— Они такие молодые и беззаботные, Артур… У твоего сына очень милая девушка, — зачем-то считает нужным сообщить Алла, прижимаясь к моей руке. — Глядя на них хочется и самой ощутить ту самую первую влюбленность.

— Влюбленность?

— Ну да. Ты посмотри как эта Настя смотрит на твоего сына! Тем более она носит под сердцем его ребёнка, а это дорогого стоит. Они навечно связаны, Артур.

Следующий спуск — Аллы. Мы ждём её внизу, но что-то идёт не так и под конец спуска она кубарем катится вниз. Когда я поднимаю её у подножья горы, то вижу, что наращённые ресницы на её веках отпали, а макияж стёрся и поплыл. Ранее казавшееся симпатичным личико вдруг стало багровым от негодования, глаза налились ненавистью, а ноздри широко расширились от злобы.

— Никогда больше! — Алла начинает тыкать в нас указательным пальцем, на котором сломался острый ноготь. — Слышите меня! Никогда больше я не буду кататься с вами на долбанных тюбингах!