— Я о тебе, Арт. И о ней. Что у вас происходит?

— Не надо тебе понимать, Аля. Поверь мне.

— Так… Нарыв еще есть. Но заражения нет, — можешь считать, что в рубашке родился. Свечку поставь, что ли. Думала, мы тебя потеряем.

— Там, Аль, кому свечи ставят — моих давно уже не примут.

— Она от тебя трое суток не отходила. Не спала даже и не ела почти, — заталкивать приходилось. Сама на ногах еле держится, а от тебя не выгонишь. Мне казалось, ты…

— Хватит, Аль. Давай не будем.

— В общем, рану я обработала. Все. Ампулы на столе — два раза в день будешь колоть. Через неделю, думаю, нарывать перестанет окончательно и начнет затягиваться. Никакой физической активности, если руку сохранить хочешь. Никакой, Арт. Постельный режим. И под ним я подразумеваю — в одиночестве.

И уходит, резко крутанувшись на каблуках. Даже спасибо моего не слушает, рукой только машет.

— Артур? — в дверь тут же просовывается мордашка девчонки. И опять улыбается, будто и не было последних слов нашего разговора. — Я тебе бульон принесла. Крепкий. Аля сказала — тебе надо.

Пиздец. Вот кто бы мне еще бульончика принес!

— Иди, Света.

— Я посижу. Пожалуйста. Просто посижу с тобой. Не верится, что ты ожил. Насмотреться хочу. Теперь же все хорошо будет, да?

Ушла бы она. Просто бы ушла. Но — нет. Усаживается рядом и чуть ли не в рот мне заглядывает. И светится, как будто хрен знает какое чудо света увидела.

Ох, не смотри на меня, девочка. Не смотри.

Если и правда память потеряла — то где твои инстинкты?

Человек зверя чувствовать же должен, от опасности отшатываться. Рефлекторно.

А ты, дурочка, сама к тигру в клетку лезешь.

Хочешь проверить, станет ли он кошкой?

Не станет, девочка, никогда не станет.

И прикормить его не получится, — сама добычей и едой станешь.

Но я смотрю в глаза ее доверчивые, открытые такие, — и снова внутри все перекручивается, в фарш перемалывает.

Хрен знает, — врет — не врет, играет — не играет, — а самому погано от того, что сделал. И глаза она мне мозолит, — каждым своим жестом, каждым взглядом этим доверчивым.

* * *

Трое суток.

Гребанных трое суток я валяюсь, и в себя прийти не могу.

Отпаиваюсь бульоном, — и снова проваливаюсь в темноту.

И в темноте — нет тишины, нет отдыха, — взрывы и крики, — разные, девчонки той, которую не уберег, и ее, — мольбы, звучащие гораздо громче. И темноте не отбиться от них, не вырваться, — в воронку закручивают, не выпускают.

Иногда мне чудится, будто по лицу порхают нежные пальчики.

Иногда — будто запах этот сладкий чувствую, — и он заставляет меня вынырнуть, — но только для того, чтобы снова провалиться обратно. Иногда кажется, что под руками чьи-то волосы — мягкие. Но темнота побеждает, и я уже теряю ощущение времени и реальности.

* * *

— Не уходи, — хмыкаю в ответ, натягивая майку и глядя на нее в отражение шкафа.

Выгляжу жутко, — зарос, глаза впали, — блядь, точно, зверь. Я бы на ее месте шарахался. Но не шарахается, льнет, ходит за мной по пятам с самого утра по дому, как только поднялся, — и в ванную, наверное, так бы за мной и пошла, если бы не гаркнул и не выгнал.

— В чем ты ходишь? — на ней болтается моя футболка, вот как нелепое растянутое платье, ниже колен.

— Мне Аля шорты привезла, и какие-то вещи. Но они мне не подходят, большие слишком. И… Мне нравится твой запах на футболке. Ты же не против? У меня… Нет своей одежды…

В какую игру ты, девочка, со мной играешь? Думаешь, лаской панцирь у зверя пробить? Так у меня под панцирем ничего нет, — я сам один сплошной панцирь. И в ласку я давно не верю, — нет ее. И не бывает. Все — показное. Тем более — с тобой. Натура рано или поздно проявится, — даже если ты сейчас ее и не помнишь.

— Скажешь Змею, что тебе купить, — он съездит.

И соски эти, через футболку торчащие, — напоминают о том, какая у нее все-таки сладкая грудь. Прям ладонью чувствую, — и сжимаю руку в кулак.

Не надо забывать, кто она и почему здесь. Не надо, Тигр.

Бежит за мной, до самого выхода, за шагами моими не успевает, а все равно — бежит. Дурочка. Не расчувствуюсь я.

— Ты еще слишком слаб, Артур. Не уходи.

Не оборачиваюсь, захлопываю дверь перед ее носом и сажусь в машину.

Много времени потерял, а дел — немерянно.

Вопросов море, а я про девчонку только и думаю.

— Змей? — набираю часа где-то через два. — Сказала тебе, что нужно?

— Тигр, я что — за бабьими шмотками теперь мотаться буду? Отвезу, пусть сама себе выберет, что нужно.