Объект (предмет) науки, по Марксу, – научного мышления – всегда представляет собой диалектическое единство абстрактного и конкретного – единства тождества и различия всех его моментов – сторон, форм существования, форм его саморазличения.

Абстракция выделяет чётко обособленные друг от друга абстрактные моменты.

Не множество и не многообразие, а единство многообразия, т. е. единое во всех своих частных и особенных проявлениях целое оказывается, с точки зрения Маркса, объектом деятельности мышления. И это целое должно «витать перед нашим представлением как предпосылка» всех специально-теоретических операций.

По этой причине все отдельные («абстрактные») определения, вырабатываемые путём анализа, с самого начала и до конца понимаются как односторонние определения конкретного объекта, выражающие соответственно абстрактные формы существования этого объекта.

Эмпирик, кладущий в основание своего взгляда ложное представление о независимых друг от друга единичных вещах или «атомарных актах», фиксирует затем столь же эмпирически очевидный факт их зависимости друг от друга уже не в виде эмпирического, а в виде абстрактов. На деле же ситуация всесторонней взаимозависимости отдельных – лишь мнимо независимых друг от друга – элементов целого есть та реальная ситуация, которую давно выразила в своих категориях рационалистическая философия, традиция Спинозы – Лейбница – Фихте – Гегеля – традиция, противостоящая узкоэмпирическому взгляду на мышление.

Понять, т. е. отразить в понятии ту или иную сферу явлений – значит поставить эти явления в надлежащую связь, проследить объективно необходимые взаимоотношения, взаимозависимости между ними.

Это-то и совершается в восхождении от абстрактного к конкретному – последовательное прослеживание связи частностей («абстрактных» моментов) друг с другом, объективно выделяющихся в составе целого. Это и есть движение от частного к общему – от частного, понимаемого как частичное, неполное, фрагментарное отражение целого, к общему, понимаемому как общая, взаимная связь, сцепление этих частностей в составе конкретно-определённого целого, как совокупность объектов синтезированных различных частей.

Необходимой предпосылкой такого движения мысли является непременное осознание – вначале очень общее и нерасчленённое – того целого, в рамках которого аналитически выделяются его абстрактные моменты. По Гегелю, конкретное 1-ого порядка.

Диалектика абстрактного и конкретного, общего и частного, диалектика противоположностей, идеального и материального – одним словом – все категории диалектики в своём неразрывном единстве, отражающем неразрывное единство окружающего мира, – выступают как логико-дидактические основы выявления и разрешения противоречий, которые, в свою очередь, лежат в основе выведения понятий.

Как показала практика, учитель, решительно порвавший с традиционными порочными методами так называемого обучения, испытывает определённые затруднения именно в реализации дидактического требования выведения понятия, т. е. в выявлении и разрешении противоречия. Анализ этого затруднения показал, что труднее всего поддаётся переоценке стереотип, догма первичности строения по отношению к функции, соответственно – первичности индивида (вещи) по отношению к среде, будь то социальная, органическая или неорганическая среда.

Здесь нам предстоит рассуждение о философских категориях свободы и свободы воли. На внешний взгляд, эти категории не имеют прямого отношения к нашей проблеме. Но, как увидим впоследствии, именно они выведут нас на диалектику отношений первичного и вторичного.

Вопрос о развитии теоретических способностей индивида рассматривается Ильенковым на основе осмысления концепции свободы в понимании Спинозы как проблема формирования того, что можно было бы назвать умением двигаться по форме противоречия, а также умением самостоятельно его разрешать – на пути действительного, конкретного исследования фактов, а не на пути словесных манипуляций, маскирующих противоречия в самой жизни и науке.

Мышление вообще, «рассудок», есть способность известного тела строить своё движение в мире других тел, сообразуясь с формой и расположением любых других тел и ни в коем случае – с формой особых частей собственного тела. Специфика же человеческого мышления, «разума», – в том, что, в отличие от животного, человек способен стоить свои действия не только в согласии с формой любого другого тела, но и – плюс к тому – с перспективой изменения этого любого тела в процессе приращения человеческой культуры. Человек, таким образом, способен действовать с любой вещью по внутренней мере развивающейся культуры.

Мышление – это самое загадочное свойство человеческого тела также невозможно отделить от человеческого тела, как и другой его атрибут – «протяжённость». Мышление – не что иное, как способ активного действования протяжённого тела человека, живущего среди других протяжённых тел и взаимодействующего с ними. Отсюда и общее понимание мышления, до сих пор поражающее своей точной материалистической нацеленностью: это присущая человеку способность строить свои действия, сообразуясь с формой и расположением всех других тел, а не с особой формой и расположением частиц, из которых состоит его тело. Мышление в идеале, в пределе своего развития есть поэтому способность человека осуществлять свою активную деятельность в мире сообразно совокупной мировой необходимости.