– Ничего себе! – пробормотала я. – Интересно, а сама Рэнди в курсе своего влияния на нашу семью?

– Она не осознает этого, – грустно усмехнулся отец. – Рэнди уверена, что ничего особенного не сделала, что на её месте так поступил бы каждый, и ужасно смущается, когда её называют ангелом. Она просто не понимает, ЧТО она значит для семьи. Ну что ж, её право. Главное, что это понимаем мы.

Пока он говорил, мама прошла к «кухонной» стороне палатки и стала выкладывать из корзины, которая уже стояла на стуле, видимо, занесённая отцом, пока я беседовала с мамой, разные пакеты, свёртки, контейнеры. Закончив, она улыбнулась нам и обратилась к отцу.

– Пойдём, Синклер. Мы навестили Ники, с ней всё в порядке. Ей нужно продолжать тренировки, не будем её отвлекать.

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Мне очень хотелось обнять её в ответ, но я стояла по стойке «смирно», держа руки по швам, хотя Фрэнк уже отпустил меня. Отец тоже обнял меня, и я в ответ крепко прижалась к нему – это я могла делать без опаски.

– Ну надо же, – пробормотал он, сжимая меня в объятиях, чего никогда не делал раньше. – Какая сильная у меня дочь! Знаешь, Ники, я, похоже, только сейчас окончательно это осознал. Знал мозгами, своими глазами видел твоё обращение, наблюдал перерождение, видел поломанные тобой вещи, но только сейчас, когда держу тебя, наконец, в объятиях, и впервые за пятьдесят лет не опасаюсь раздавить... Именно теперь я, наконец, это осознал – ты стала взрослой, моя девочка. Совсем взрослой.

– Я рада, что ты это понял, пап, – я улыбнулась, прижимаясь щекой к родной груди и чувствуя, как он привычно целует меня в макушку. Потом, отстранившись, он повернулся к Фрэнку.

– Береги мою девочку, – он похлопал Фрэнка по плечу. – И прости, за то, что отлупил тебя... сынок.

– Я уже всё забыл, – ухмыльнулся тот в ответ на подобное обращение. – Вы подарили нам с Ники двадцать пять лет. Оно того стоило.

Отец одарил Фрэнка тяжёлым взглядом, поиграл желваками – похоже, его не особо порадовало напоминание о том, что своим поступком он резко ускорил моё взросление, – но ничего не сказал, подхватил маму на руки и исчез за деревьями. Мы обменялись заговорщицкими улыбками, и тут я услышала голос отца.

– Ты видела? Их матрасы лежали рядом!

– Да, видела. Успокойся, Синклер, Ники уже достаточно взрослая, как бы нам не хотелось думать иначе, она встретила свою половинку, и даже если этой ночью что-то между ними было...

– Не было. Я бы это почувствовал. Но мне всё равно это не нравится. Совсем не...

Голоса стихли вдали. Я ошарашенно повернулась к Фрэнку, чувствуя, как пылают мои щёки.

– ЭТО действительно можно почувствовать?

– Да, конечно, – спокойно ответил Фрэнк. – По запаху.

– О-ё-ёй... Нужно всё же узнать у Рэнди, где тут можно спрятаться. И как только остальные пары выкручиваются?

– Думаю, вряд ли в их спальни, – он мотнул головой в сторону матрасов, – заходят родители.

– И что же мы будем делать? – печально спросила я. Неужели нам придётся всё время прятаться по тайным углам?

– Жениться, – пожал плечами Фрэнк. – И как можно скорее. Какие могут быть ещё варианты?

– Представляю папину реакцию, – фыркнула я.

– Ему придётся смириться. И он это понимает.

– Да. К тому же мама определённо на нашей стороне. Она меня иначе воспринимает. Человек в пятьдесят – не просто взрослый, а давным-давно взрослый, оборотень в пятьдесят – ребёнок.

– Нелегко вам приходится. И вашим родителям. В нашей семье дети соответствуют своему возрасту и по мнению человеческих мам, и по мнению бессмертных отцов. Эрик тому живой пример – ему шестнадцать, на них он и выглядит. Почти.

– А Гвенни почти шестнадцать, а она Эрику чуть выше колена будет, – улыбнулась я. – Жаль, что она с нами не полетит. Она ведь тоже была жертвой, но... Эта поездка не для детей, неважно, пять лет ребёнку или пятнадцать.

– Верно. Ни о ней, ни о Стейси и речи не шло, равно как и о Каролине и Кайле, хотя они пострадали не меньше. Только о тебе и Эбби, поскольку вы обе бессмертные. И, кстати, о Гвенни. Насколько я понял, теперь все зовут её Вэнди, после возвращения она отказывается откликаться на старое имя.

– Вот как? – Теперь я вспомнила, что Рэнди упоминала это имя там, в убежище, но тогда я думала, что она говорит о ком-то из детей, спасённых в тот раз, когда она водила оборотней выручать Каро. Даже упоминание о пониженной температуре тела не натолкнуло меня на мысль, что она говорит о Гвенни – мало ли какие особенности были у тех детей. – Я этого не знала. Я после возвращения с ней ещё не общалась. Но вообще-то я не удивлена – она никогда особо не любила своё имя и его сокращение. Насколько я знаю, её назвали в честь её бабушки по отцу, так что назвать это имя современным довольно сложно. Но Вэнди звучит гораздо лучше, чем Гвенни. Я, кстати, тоже примерно в этом же возрасте сменила имя.

– Ты сменила имя? С Доминики на Ники?

– Нет. Доминикой меня никто не звал, это имя лишь для официальных моментов. Поначалу я была Миника.

– Как интересно, – Фрэнк не сдержал широкой улыбки, глядя на меня сверху вниз. – Тебе подходит.

– Кончай издеваться! – притворно надулась я. – Но если серьёзно, то в детстве я ничего против своего имени не имела. Пока не пошла в школу. А пошла я туда рано, в тринадцать, очень хотела начать поскорее. Тогда я ещё не знала, что школа – это ад.