Лекарь, вернувшийся от брички, в которой устроил одного мальчика, чья мать уже ушла, за вторым, остановился и вопросительно глянул на реджи. Дамиан прищурился и спросил у лекаря:

— А что у нас с санитарами в Зелёном крыле* Академии?

— Как всегда, не хватает, — развёл руками мужчина.

Реджи обернулся к Марку.

— Сударь, пишите записку к Главному целителю, что с ребенком отправляем ему новую санитарку. — И обращаясь к женщине, спросил: — Умеешь ли, любезная, ухаживать за хворыми? Если да, с сыном будешь видеться часто.

Женщина остановилась на полувсхлипе, непонимающе глядя на реджи. Он чувствовал себя всё хуже и, повернувшись к Марку, продолжил:

— Пусть её устроят там на проживание, обеспечат формой, дадут выходной для встреч с сыном. Пишите, Марк, записку и отправьте вместе с целителем, а мне нужно возвращаться.

И двинулся к карете, от усталости плохо различая всё вокруг. Уже усевшись на мягком сиденье и расслабившись, размышлял о том как поменять карету с помпезной королевской для парадных выездов на что-то неприметное, чтобы всё же попробовать пробраться к княжне Маструрен. Улыбка привычно растянула губы, а в душе вдруг отозвалось что-то знакомое, но полузабытое: тихий покой и умиротворение, что понемногу заполняли всю душу, напитывая её… мощью? Карета качнулась, отвлекая от ощущений — внутрь взобрался Марк Опрельский.

— Реджи, все устроены, можем трогать. Во дворец?

— Да, Марк, во дворец, — всё так же улыбаясь и пытаясь вновь уловить приятное ощущение в душе ответил Дамиан.

Секретарь отдал распоряжения кучеру и устало привалился к спинке сиденья.

— Реджи, примите мои соболезнования. На вас лица уже не было. Надо куда-то заехать?

Марк был верным слугой, и мог попытаться даже перед королевой заступиться за реджи, и хоть он не знал, куда иногда отлучался принц, но готов был ему в этом помочь, лишь бы его господину стало легче. Дамиан глянул на своего верного помощника и улыбнулся. У секретаря вытянулось лицо.

— Спасибо, Марк, но всё уже хорошо. Не знаю, что это было, но я на удивление полон сил и готов к действию. Давай-ка сразу к Морцавскому, там у него с утра чуйка вроде сработать изволила, — и жизнерадостный реджи предвкушающе потёр руки.

Марк только шевельнул бровями, как вам угодно, дескать, и скрыл своё удивление таким необычным поведением принца. Он не служил королеве, у неё был собственный секретарь, но точно знал, что такие мероприятия, как сегодня, когда нужно было благословлять множество людей, даже её немного утомляли. А принца всегда опустошали настолько основательно, что в такие дни он больше не брался за дела. А тут…

С Морцавским они поработали отлично не только в этот день, но и в следующий. Почти непрерывные размышления вслух, предположения, их проверка, опрос свидетелей, новые версии, новые свидетели, новые факты, опять размышления, споры, и наконец перед ними вырисовалась довольно грустная картина.

Погибший адепт, Василий Трушинский, учился на предпоследнем, четвёртом курсе, в учёбе успевал средне, был исполнительным, беспроблемным, тихим, ни чем не выделяющимся. Однако с первого курса парень был влюблён в однокурсницу, тихую и глазастую Маришу Каритскую. Несколько лет мучился от неразделённого чувства и только недавно осмелился проявлять свою симпатию, но его робость и неловкость мешали обратить на себя внимание девушки.

В том же общежитии, что и Василий, жил адъюнкт третьего года обучения Герберий Джигминский, по прозвищу Гера. Этот Гера был широко известен не только своим общительным нравом, благодаря которому имел множество друзей и знакомых, но и невероятной успешностью у девиц, как адепток, так и простых горожанок. И вот общительный и любезный Гера заметил Маришу Каритскую и стал с ней усиленно любезничать.

Девушка будто не придавала этому значения, игнорируя знаки внимания и ухаживания. А вот Василий, заметив интерес к своей зазнобе, вызвал Геру на серьёзный разговор и объяснил, что девица занята и не стоит к ней строить мосты. На что адъюнкт послал малолетнего соперника куда подальше и с удвоенной энергией стал увиваться вокруг Мариши.

Василий, чувствуя свою слабость, молчал, но судя по всему, затаил злобу и жаждал мести. Выяснилось, что он следил за Джигминским и знал откуда у проныры берутся деньги на ухаживания за девушкой. И тихая Мариша в этом разрезе рисовалась всё более интересным персонажем, поскольку ухаживания Геры были тем успешнее, чем дороже подарки она получала. И запросы её уже не ограничивались простеньким серебряным колечком. Девушка желала посещать театр, обедать в самой дорогой ресторации столицы, телепортом бывать у моря и прочие дорогие развлечения. А всё это требовало очень и очень существенных сумм, которые адъюнкт со своего скромного содержания, конечно же, просто не мог обеспечить.

И вот здесь, наконец, удалось проследить связь Джигминского с неким субъектом, встречи с которым в тёмной таверне были запечатлены только на двух кристаллах памяти, найденных в вещах погибшего Василия Трушинского, не спускавшего глаз с более удачливого соперника. То есть заказчик взлома лаборатории номер пять был найден, хоть и личность его была неизвестна.

А вот причину гибели Василия Трушинского выяснить не удалось. Принц с капитаном сошлись на предположении, что в привратницкой адепт под видом оказания помощи забрал у бесчувственного Геры выкраденные из засекреченной лаборатории документы и вещи, и скрывшись на период безмагических учений на территории самой академии, попытался продать их заказчику Джигминского, за что и поплатился жизнью.