Несколько лет назад, когда слегка разгромленный и немного затравленный Липовский метался по бескрайним российским просторам, всячески мутя воду и пытаясь повернуть время вспять, в узком кругу очень важных персон состоялось маленькое, но очень важное совещание сильно смахивающее на обсуждение судьбы Маугли на Скале Совета. Однако вместо безобидного и милого человеческого детеныша на повестке дня стоял Липа.

Большой белый волк Акела назначенный вести совещание положил на середину большого круглого стола фотографию Липовского в плавках и темных очках на фоне синего моря и белого паруса:

– Смотрите, о волки! Смотрите внимательно!

Все дружно посмотрели на фотографию, переглянулись и задумались. Только старый Балу продолжал с важным видом дремать в своем председательском кресле довольно явственно похрапывая.

– Закон вам известен! Стая должна решить судьбу этого, – Акела бросил брезгливый взгляд на практически голого Липу, – этого, я бы сказал, лягушонка лишенного шкуры.

– Он мой! Отдайте его мне! – зарычал тигр Шер-Хан, который хоть и был в штатском, но погоны и портупея так и выпирали из-под полосатой шкуры. – Зачем в стае земноводное не только без шкуры, но и без совести?

– Очень, очень тонко подмечено! – подал голос шакал Табаки, почтительно заглядывая в пасть Шер-Хану. – От него один вред и безобразие!

Тут ни с того ни с сего проснулся Балу. Он вообще обладал такой способностью просыпаться в самый нужный момент, когда все про него уже забыли.

– Я тут, понимаешь, подумал… – Балу сделал многозначительную паузу, чтобы присутствующие смогли по достоинству оценить случившееся. – Да, подумал… Надо бы его… Того…

Глаза Шер-Хана вспыхнули желтым хищным огнем, и он с вожделением поскреб когтями оставляя на полированной поверхности стола глубокие неровные борозды.

– А мне кажется, – вкрадчиво, но очень убедительно заметил удав Каа, который еще не был назначен главным в джунглях вместо старого Балу, но на деле уже считался таковым, – что имеет смысл ничего не предпринимать.

– Как прикажешь тебя понимать, Каа? – с трудом сдерживаясь, спросил Шер-Хан.

– Да, – поддержал вопрос Акела, – странно как-то получается. Вроде собрались меры принять…

– Подумайте, что может нам сделать голый лягушонок? – Каа свел и без того близко посаженые глаза к носу. – Абсолютно ничего. Тогда зачем нам портить имидж стаи какой-то бессмысленной расправой?

– А если он… – осторожно поинтересовался Табаки, поглядывая то на Шер-Хана, то на Каа: как бы не ошибиться в критический момент в выборе жизненной позиции.

– Если он попытается нам мешать, – Каа выразительно сделал из хвоста петлю похожую на фигу, – то мы его слегка придушим.

– Чего ждать-то? – возразил Шер-Хан еще не утративший надежды поужинать. – Сразу все и сделать. Как говорится, не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня!

– Не надо бояться попасть на завтрак к своему несъеденному вовремя ужину, – с глубокомысленным видом изрек Каа и вдруг резко повернулся к оппоненту, так что их взгляды скрестились. – Известный враг, тем более находящийся под контролем, куда лучше неизвестного. Он доступен и предсказуем, а значит безопасен.

Шер-Хан попытался отвести глаза, но не смог. Осталось послушно заворчать, поджать хвост и заткнуться. А Каа, который казалось не заметил произведенного эффекта, продолжал:

– На этом, полагаю, вопрос можно считать решенным. Если, разумеется, у Балу нет возражений… – и Каа посмотрел в его сторону своим гипнотическим взглядом.

– Я что… Я с народом… – Балу беспокойно заворочался и, не открывая глаз, потер лапой затылок. – А что касается лягушонка… Если кого мое мнение, понимаешь, интересует…

– Интересует! Обязательно интересует! – Табаки почтительно завертел хвостом и прижал уши. – Ваш огромный опыт, ваша интуиция, ваши смелые решения…

Но Балу в ответ только помотал головой, точно отгоняя докучливых насекомых, буркнул что-то невнятное и захрапел в полную силу…

Итак, судьба Липы была решена, решена вроде бы удачно для него, хотя и с некоторыми оговорками. Ну а дальше включилась бюрократическая машина превратившая рыхлый фарш сырых начальственных рассуждений в крепкую, хорошо прожаренную тефтелю приказа:

«Липовского Льва Борисовича от государственных органов изолировать. Распространить информацию о нежелательности сотрудничества с ним во властных структурах. Публичную активность в СМИ ограничить, по возможности в неявной форме. Препятствий для выезда за рубеж не чинить, но придать сотрудника для постоянного наблюдения. В случае попыток возврата в политику – нейтрализовать»

Однако особого вмешательства не понадобилось: государственные органы и СМИ, партнеры и союзники, друзья и знакомые, очень четко уловив чуть заметные дуновения политического ветерка, сами собой, безо всякого внешнего давления дружно повернулись к Липе спиной и тем, что является ее естественным продолжением. При встрече старались перейти на другую сторону, в смысле выехать на встречную полосу – пешком-то они ходить давно разучились. Его перестали приглашать на разные мероприятия и просто в гости. Даже к телефону не подходили, а если уж нарывались на Липу, то начинали бессовестно врать: