Последовавшее вскоре свержение ордынского ига (1480 г.) и решающие успехи в объединении русских земель вокруг Москвы в период царствования Ивана III (Присоединение Великого Новгорода) с неизбежностью выдвигали Московское государство на роль защитника и главного оплота «истинной христианской веры» – православия и главного идеологического соперника Ватикана в лице проводников его политики в Восточной Европе – Великого княжества Литовского и Русского, Польского государства. Требовали постоянного внимания и мусульманские ханства, возникшие на развалинах Золотой Орды, которые опирались на поддержку Османской империи. Прекратила свое существование Византия, в прошлом остались и поездки русских князей в Орду, унижения, просьбы о выдачи Ярлыка на Великое княжение у великого хана. Все эти события требовали осмысления не только с религиозной, но и, выражаясь современным языком, геополитической точек зрения, а также перестройки в связи с этим всей идеологической работы в направлении признания за Русью – Россией духовного и государственного лидерства в православном мире.

Все отчетливее звучал тезис о том, что власть Великого московского князя, а затем и царя, имеет божественное происхождение и в этом качестве не может быть подвергнута сомнению как внутри страны, так и со стороны внешних партнеров московского государства. Когда в 1489 г. габсбургский посол Н.Поппель от имени императора Священной Римской империи предложил Ивану III королевский титул, тот ответил: «Мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, и поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы…».31 Прародители и Бог – таковыми отныне были источники власти и могущества Московских князей и иные могущественные силы и покровители были уже не нужны.

Во время правления Ивана III идеология русской монархической государственности, основанная на божественном происхождении власти и связях Рюриковичей-Мономаховичей с родами византийских императоров, получила новое подтверждение. Этому, в частности, способствовала женитьба Ивана III в 1472 году на племяннице последнего византийского императора Константина ХI Софье (Зое) Палеолог. Этот брак возрождал практику династических браков князей Древнерусского государства периода его наивысшего могущества и носил огромный символический, можно даже сказать сакральный смысл, поскольку устанавливал связь теперь уже московского великого князя с семьей последнего византийского императора, что позволяло рассматривать потомков князя в качестве легитимных продолжателей византийской государственной традиции. В какой-то мере, это создавало некие основания для правителей Русского государства претендовать и на византийский престол, что и имело место впоследствии. Родственная династическая связь с семьей последнего императора Византии была особенно важна, учитывая трагическую судьбу, постигшую Византийскую империю. Во второй половине XV века, да и впоследствии, ни один православный христианин не мог смириться с мыслью, что святыни Константинополя никогда не будут освобождены от исламского плена. Созданный династический союз сделал возможным и логичным объединение старого московского герба с изображением всадника («ездеца»), поражающего копьем змея, с гербом византийских императоров – двуглавым орлом. Символом связи и преемственности служили и трон Ивана III, подаренный ему Палеологами, сидя на котором он принимал иностранных послов, а также византийские «бармы» (оплечья), и венец – так называемая шапка Мономаха, будто бы еще раньше подаренная Константином Мономахом своему внуку – великому князю Владимиру II (Мономаху).32 Большинство исследователей считают, что шапка имела более позднее происхождение, но для современников Ивана III миф о шапке не вызывал сомнений. Этот мифологический факт становился материальным свидетельством, работавшим на легитимизацию власти, важным идеологическим аргументом в обосновании внутренней и внешней политики московских правителей. Шапка, как и другие атрибуты верховной власти демонстрировалась народу в ходе коронаций, а значит эмоционально воздействовала на их участников и зрителей и зримо подтверждала связи Русского государства и его правителей с одной из величайших в прошлом держав мира. Впервые венчался на княжеский престол с возложением барм и венца еще при жизни Ивана III его внук – царевич Дмитрий Иванович.33 Впоследствии эта процедура только совершенствовалась, удлинялась, становилась, все более и более пышной и торжественной, обрастая новыми церемониями и атрибутами сакрального смысла.

Все изменения и процессы, происходившие вокруг укрепляющегося Московского Царства, а также внутри него, требовали кардинальной перестройки и совершенствования идеологической работы, делали возможным появление новых идей и идеологических построений, работающих на укрепление власти московских князей, приобретавшей самодержавные черты. Важную роль в этом сыграл Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин) – игумен монастыря в уделе Волоцкого князя Бориса Васильевича, брата Ивана III. Основные его сочинения были созданы в период правления сына Ивана III – Василия III. Московский государь, писал Иосиф Волоцкий, лишь «естеством подобен человеку», «властью же сана яко от Бога». Здесь Иосиф прямо опирался на Библию, где в Новом Завете в послании к Римлянам указывается, что «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены».34 При этом он наделял царя не только божественной властью, но и возлагал на него высокую миссию. «Якож бог хощет всех спасти, також и царь все подручное ему да хранит». При этом первейшая забота царя с точки зрения Иосифа Волоцкого должна стать защита православной веры. «Вас бо Бог в себе место посади на престоле своем. Сего ради подобает царем же и князем всего тщание о благочестии имети».35 Такому государю должны были подчиняться все христиане, в том числе и духовенство. Важно подчеркнуть, что речь шла о божественном характере власти, ее миссии в отношении подданных, а не о том, что правитель мог сам стать Богом и заместить собой владыку небесного. И в этом было принципиальное отличие христианского понимания власти правителя от языческого к нему отношения.

Сакральный характер власти Великого княз служил идеологической основой обоснования его деятельности по усилению государства. «Учение Иосифа Волоцкого о теократическом характере власти великого князя и его практические выводы, – как справедливо отмечал А.А. Зимин, – помогали борьбе московских государей с удельными княжатами за создание сильного единого государства».36 Только такое государство, обладающее значительными и все возрастающими мобилизационными возможностями, могло сконцентрировать усилия народа на свержение ордынского ига и защиту отечества от других многочисленных внешних опасностей. В жертву этому государству, как известно, были принесены и автономия удельных княжеств, и Новгородско-псковская вечевая демократия, и независимость сословий. Эти жертвы были тяжелы, но исторически оправданы, поскольку обеспечивали выживание государства и народа и позволили сначала свергнуть ордынское иго, а затем и расширить границы Московского княжества до пределов Российской империи.

Провозглашение земного царя наместником Бога на земле, с одной стороны, давало ему огромные полномочия, а с другой – заключало государя в жесткие рамки заповедей и предписаний Священного Писания. Л.А. Тихомиров, анализируя взаимоотношение церкви и государства в Византии, писал: «…церковь признавала власть не как самодовлеющее начало, а как Божественное установление, т.е. логически требовала со стороны государства подчинения высшему началу, другими словами – требовала от власти земной действия по указанию власти Небесной».37 Эту оценку с полным основанием можно отнести к Московскому государству и его правителям. Следование заповедям Священного Писания и защита православия оборачивалась для князя необходимостью соблюдения правителем норм православной этики не только в личной жизни, но и в его общественном служении. Он – земной властитель, получивший эту власть от самого Бога, но не деспот и не тиран своих подданных, а справедливый земной правитель действующий по заповедям Бога небесного. Иосиф Волоцкий, живший в ту же историческую эпоху, что и Никколо Микиавелли (1469-1527), был далек от учения своего итальянского современника с его проповедью циничной прагматики в деятельности государя, свободного от каких бы то ни было моральных устоев в своем стремлении к власти. Не случайно для Московских государей была характерна практика замаливания своих грехов и глубокого духовного раскаяния за свои вынужденные, а порой и чрезмерные, жестокости.

Важным этапом в идеологическом обосновании новой роли Русского государства в мировой истории стало появление «Послания о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы (1510 – начало 1520-г гг.).38 Примерно в это же время было составлено и «Сказание о князьях Владимирских», автор которого не установлен и которое, по-видимому, является обработкой послания Спиридона-Саввы. В целях возвеличивания московских князей, в этих произведениях утверждалось, что они ведут свою родословную от брата римского императора Августа – мифического Пруса, наследником которого объявлялся князь Рюрик. Там также говорилось, что царские регалии имеют вавилонское происхождение. Из Вавилона они были перенесены в Византию, и византийский император Константин Мономах передал великому киевскому князю Владимиру Мономаху царский венец и животворящий крест.39 Легенды еще раз утверждали высокий статус великих московских князей и позволяли поставить их в один ряд с правителями Священной Римской империи и турецкими султанами. Знатным предкам Василия III противопоставлялись предки литовского князя, родоначальник которого князь Гедимин был якобы «раб» и «конюшец», то есть конюх.40

Эти сказания не являлись чем-то уникальным и характерным только для средневековой Руси. Такого рода выдумки были типичным явлением для идеологов средневековья, они широко использовались в политической практике разных стран того времени. Несмотря на свой мифологический характер, эти сказания способствовали упрочению правящих династий и повышению международного статуса государств. Это в полной мере относится и к идеологической архаике русского средневековья, служившей интересам проводимой политики и укреплению государственности на Руси.