Наряду с разного рода посланиями и сказаниями, адресованными правителям Московского государства, идеологические задачи, а не только мировоззренческие и познавательные, решались и при изложении событий мировой истории в так называемых хронографах. Они получили распространение в Русском государстве, начиная с XVI века. Их составители часто использовали периодизацию всемирной истории по четырем царствам: Иудейскому, Вавилонскому, Мидийско-Персидскому и Греко-Римскому, а также теорию «длящегося Рима». Эти концептуальные построения были заимствованы составителями хронографов у западных авторов. История этих царств, закончившаяся их гибелью, позволяла авторам хронографов и их читателям по-новому оценить место России в мировой истории и прийти к ряду важных выводов. Во-первых, что «Российская земля» – это органическая часть всемирно-исторического процесса и, во-вторых, что она не только не погибла, а напротив «растет, младеет и возвышается».41 С такой трактовкой мировой истории сочетались и события, связанные с Флоринтийской унией 1439 г., и с завоеванием Константинополя турками-османами в 1453 г., о чем уже говорилось выше. Как отмечал В.О. Ключевский, «в падении цареградских стен перед безбожными агарянами увидели на Руси знак окончательного падения греческого православия»42, а это означало, что роль лидера в православном мире переходит к России – фактически единственному, оставшемуся на тот момент независимому, православному государству.

Важнейшую роль в обосновании возросшей роли Московского государства в защите мирового православия стала теория «Москва – третий Рим», впервые сформулированная в «Изложении пасхалии» митрополита Зосимы (1492 г.), зафиксированная в русском Хронографе 1512 г. и, особенно, в посланиях монаха, старца псковского Елизарова Трехсвятительного монастыря Филофея (1520-30-х гг.). Обращаясь к великому князю Василию, отцу Ивана Грозного, Филофей писал, что «вся христианския царства… снидошася во Российское царство, два убо Рима падоша, а третий (Москва) стоит».43 Первый Рим пал от «нечестия», второй от засилия «агарянского», то есть ереси, третий Рим – Москва, а четвертому «не бывать». Причина падения, предшествующей Москве, царств – измена истинной вере – православию. В трактовке Филофея «богоизбранность» еврейского народа и Израильского царства, о чем повествовал Ветхий завет, переносилась теперь на русский народ и Московское царство. Вся созданная Филофеем идеологическая конструкция носила ярко выраженный мистико-религиозный характер и закладывала политико-идеологические основы Русского государства на длительную перспективу. Характерно, что, называя Москву третьим Римом, пришедшим на смену Риму первому и второму, являвшимися, как известно, многонациональными империями, Филофей фактически создавал идеологию новой империи, возлагая на Святую Русь ответственность за все народы нового, третьего Рима, как живущие в данном государстве, так и присоединяемые к нему. Поскольку считалось, что после гибели третьего царства должен настать конец мира, старец высказывал надежду, что с Московским царством этого не произойдет. «По сем чаем, – писал он, – ему же несть конца».44 В этом пророчестве заключался огромный идеологический заряд, предназначающийся не только для правителей Московского государства, но и для всех православных народов и их царей. «Соборная церковь наша в твоем державном царстве, – писал Филофей, – одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты – христианский царь».45 Теория Филофея также являлась важнейшим инструментом в борьбе с католическим Ватиканом, раскольниками и разного рода сектантами в составе мирового православия, открывала путь к перенесению центра мирового православия из Константинополя в Москву. Она претендовала на то, чтобы стать новой религиозно-государственной идеологией Российского государства – Святой Руси. Теория работала на перспективы, в том числе и весьма отдаленные.

Появление этой теории в псковских землях было вполне закономерно, поскольку именно они находились под ударами Ливонии и Литвы, а население этих земель нуждалось в защите со стороны Московского государства. И такую защиту могло предоставить только сильное государство. Данная теория надолго, фактически до ХХ века, отразила геополитические устремления и мессианские притязания российского государства. Незримо присутствовала она при разработке так называемого Греческого проекта, а затем и в разрешении Восточного вопроса, связанного с борьбой великих держав за раздел территории Османской империи, определявшей судьбу православных народов Балканского полуострова. Но это было уже потом, и старец Филофей, естественно, не мог предполагать, какое воздействие его теория будет оказывать на умы потомков. Теория «Москва – Третий Рим», в том виде в каком ее разработал старец Филофей, не носила еще экспансионистского характера, а лишь открывала возможности для разного рода ее интерпретаций.

Тем не менее, с момента возникновения этой теории, любые действия московских правителей, направленные на усиление своей государственности, вызывали страх и противодействие со стороны католического Рима, координировавших политику европейских монархов. Отныне все войны России с Западом и иное соперничество с ним приобретали и характер геополитического и идеологического противоборства. Само выдвижение теории «Москва – третий Рим», положенной в основу идеологии Московского православного царства, означало, что на Востоке Европы, среди бескрайних лесов и болот, где по мнению европейцев существовала какая-то дикая и таинственная Тартария, сведения о которой носили весьма смутный характер, появилось государство, претендующее на статус то ли Римской империи, то ли Византии. Страх перед этим государством явственно проявился уже во второй половине XVI в., во время Ливонской войны и стал основой русофобии, на многие столетия утвердившейся среди политических элит стран Запада.

Усиление Московского царства и утверждение в сознании господствующей элиты и его правителей новых представлений о возможностях и роли своего государства в мире находило свое отражение и в дипломатическом протоколе, и в переписке с главами иностранных государств. Как подчеркивал А.А. Зимин, «при сношениях с иностранными державами московские дипломаты зорко следили, чтобы не было «порухи чести» русскому монарху и, следовательно, России».46 Поэтому уже в период царствования Василия III в грамотах, посылаемых на имя императора Священной Римской империи, султана Османской империи, магистра Тевтонского ордена, папы Римского, королей Швеции и Дании, употреблялась формула «великий государь… царь», «царь и государь всея Руси». Именно так называли Василия III и многие иностранные правители, а также публицисты Иосиф Волоцкий, Филофей, Максим Грек, Спиридон-Савва и др.

Важнейшим периодом в завершении формирования целостной идеологии Русского (Московского) централизованного государства является царствование Ивана IV. Огромный пропагандистский эффект как внутри страны, так и за рубежом имело уже само венчание Ивана IV на царство и, таким образом, официальное принятие им титула царя. Это произошло в год его 17-летия 16 января 1547 года. Венчание, как и полагалось в то время, происходило в форме священнодействия. Митрополит Макарий возложил на Ивана знаки царского сана: крест Животворящего Креста, бармы и шапку Мономаха. Также митрополит ввел его на заранее приготовленное царское место и произнес поучения, а затем, во время литургии, возложил на него золотую цепь Мономаха. После приобщения Святых Тайн Иоанн IV Васильевич был помазан миром, или «елеем». «Церковное таинство помазания на царство приобретало двойное значение: с одной стороны, оно демонстрировало, что наделенной властью царь (а впоследствии император) посвящает свою деятельность Богу; с другой – что государь, «помазанник Божий» становится проводником Божественных сил, наместником Бога на земле».47 Помазание являло собой второе из семи таинств Православной Церкви. В результате его царю даровалась Благодать Святого Духа, а он сам становился храмом Божьим. Между священством и царством ставился знак равенства, и царь причащался как священнослужитель. После коронации состоялся пир, на котором присутствовали митрополит, епископы и знатные люди, разным лицам были розданы дары, а нищим подавалась щедрая милостыня. Однако всего этого было еще недостаточно для широкого международного признания царского титула московского монарха. Необходимо было получить благословение Константинопольского патриарха и других греческих церковных иерархов. На разного рода послания, посольства и переговоры ушло более 10 лет. Наконец, в 1561 году от патриарха Иоасафа была получена соборная грамота, подписанная 36 греческими митрополитами и епископами. В грамоте говорилось, что, так как московский царь несомненно происходит от рода и крови истинно царской, а именно от греческой царевны Анны, сестры Василия Багрянородного, и при том, что великий князь Владимир был венчан знаками и одеждами царского сана, присланными из Греции, то патриарх и собор благодатию Святого Духа предоставили царю Ивану IV Васильевичу быть и именоваться законновенчаным.

Титул царя – «цезаря» полностью соответствовал теории «Москва – третий Рим». Кроме того, он отсылал к Священному Писанию. В Библии израильские правители также именовались царями. Наконец, сам Иисус Христос назывался Царем, правда не земным, а небесным. Для человека XVI в. и властвующей элиты все эти параллели и сама коронация имели огромное значение, они были исполнены глубоким сакральным смыслом и поднимали власть на огромную над простыми смертными высоту. Это, в свою очередь, позволяло царю приступить к осуществлению в стране необходимых преобразований, более эффективно бороться с боярской оппозицией и подобающим образом позиционировать себя во взаимоотношениях с правителями других держав. Признание правопреемства от Византийских цезарей вводило русских царей в круг наиболее могущественных и уважаемых монархов мира и позволяло России претендовать на статус великой державы своего времени.

Высокий статус московского царя отражал и новый титул Ивана Грозного. Он формулировался следующим образом: «Божиею милостию великий государь царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новгорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский и иных, и всея Сибирские земли и северные страны повелитель, и государь земли Вифлянской и иных».48