Я начала готовиться ко сну. Сходила в ванную, переоделась в пижаму, погасила свет и залезла в кровать. Пальцы скользнули по приборной панели, набирая команду. Я сделала это рефлекторно, сама поразившись бездумной памяти тела.

Я всегда делала так раньше. Боялась засыпать одна в Центре Разума. Но, Вселенная, почему я сделала это сейчас?..

Темноту прорезал голубой луч, на стене напротив возникло изображение пустой комнаты — трансляция происходящего в кабинете. Экраны не горели, Борка и Тимериуса видно не было. Один Никель работал спиной ко мне.

Он поднял руку в приветственном жесте, словно почувствовав спиной взгляд. Я поежилась, но трансляцию не выключила.

Стоило мне уйти, как команда распалась, оставив его одного. Я не этого добивалась. Впрочем, он никогда не страдал в одиночестве, тем более, когда был занят работой. Он отдавался ей страстно и без остатка, забывая обо всем и обо всех. Вкладывая себя в проект, он одновременно черпал из него силы. Мечта о новом мире зажигала огонь энтузиазма в его глазах.

Почему же я не могу вдохновляться и работать без устали? Почему я всегда думаю лишь о комфорте и своем благополучии?

Я долго лежала и наблюдала за происходящим в кабинете. Ник то сидел, разворачивая перед собой электронные схемы, то вставал и прогуливался вдоль стен, которые начинали воспроизводить видео. Был ли это мой сон или что-то другое, я не могла разглядеть.

Никель не предпринимал попыток сменить дислокацию — войти в спальню или уйти в гостиничное крыло. Просто находился в кабинете, как солдат на посту. Сам факт того, что я не осталась совсем одиночестве, придавал мне уверенности, и я постепенно уснула.

Проснувшись среди ночи, я повернула голову и первым делом посмотрела, на месте ли Никель. Все экраны в кабинете светились белым светом, отчего в спальне стало светлее, но его самого не было.

Я привстала, стряхивая сон и снова всматриваясь в изображение.

Пусто, никакого движения.

Тревога прошила насквозь. Я неуклюже вскочила с кровати и подошла к входной двери. Чистое безумие! Захотелось выйти и проверить — вдруг он все еще там, и отлучился лишь ненадолго? Я уже коснулась двери, и тут меня посетило странное ощущение.

Сильно хотелось спать, я чувствовала себя одурманенной, но тем не менее, была совершенно уверена — за дверью кто-то есть.

Я осторожно прижалась к двери, прильнув к ней всем телом. Снаружи не доносилось ни звука, но ощущение присутствия живого существа лишь усилилось. Если бы только хватило смелости открыть дверь и убедиться, что это всего лишь воображение! Я подняла руку и снова уронила ее. Неужели это Никель стоит с той стороны?

Я отпрянула и бросилась к кровати. Выключила дисплей и запрыгнула в постель, укрывшись с головой и стараясь выкинуть произошедшее из головы.

Что он может мне сделать? Отобрать блокатор? Да пожалуйста. Коснуться и прочитать?

На этом пункте я остановилась, прислушиваясь к себе, и вдруг поняла, что перспектива быть прочитанной уже не вызывает такого сильного отторжения.

Мне больше нечего скрывать и утаивать. Можно играть в открытую.

Как бы категорично Ник не заявлял, что извлек из сознания лишь сон про Атлантис, я понимала: у него была возможность узнать все. Мои чувства — прошлые и настоящие; мои действия на Земле; мои шашни с другими мужчинами.

Их было мало — всего двое за год, но они были. Я никогда не открывалась им даже наполовину. Один из них работал в кафе вместе со мной. Он был моложе и… больше и вспомнить то нечего. Другой был старше, деятельнее, разговорчивее. Появлялся в квартире из ниоткуда; выскакивал, как черт из табакерки, и напоминал черта внешне.

Если первый использовался мною для мести, был противоположен Никелю, то второй напоминал его до дрожи: был заменой, слабым подобием, блеклым отзвуком.

И ни один из них не смог даже близко с ним сравниться, занять его места. Заполнить собой ту бескрайнюю пустоту, образовавшуюся в сердце, когда я разлюбила Никеля.

Солнечный свет заливал комнату, согревая и наполняя теплом. Я разлепила глаза, заведомо не веря увиденному — откуда под землей взяться солнечному свету?

Объяснение нашлось сразу же: экран, через который я накануне наблюдала за Никелем, наутро превратился в изображение окна. За ним простиралась утренняя долина: ветер пробегал по укрывающему землю разноцветному морю трав, зеленые, желтые и фиолетовые цвета искрились и переливались, словно диковинная голограмма.