Елена Барнетт. Руководила пресс-службой бунтовщиков, причем очень толково, дублируя воззвания на десяти языках, включая эльфийский, и находя возможности для их рассылки куда угодно. Накопала в архивах кучу информации о женских выступлениях разного рода, едва ли не за всю историю человечества. Параллельно с Бунтом продвигала идею какой-то то непонятной борьбы за женские права. Если для борьбы за права непременно нужно стрелять в полицейских, то, похоже, выходит плохо, потому что учиться стрелять приходится наспех. За ней все же числилось трое тяжело раненых полицейских-людей, по предварительным данным. Вызов в глазах Елены постепенно сменялся осознанием того, что борьба за права и террор — разные вещи, не в пример Луизе Маккензи…

Дамочки были задержаны семнадцатого апреля. Следствие тянулось уже три недели, и за это время я видел Айли Барнетт чаще, чем прочих, практически раз в два-три дня мотаясь на военном катере по заливу: от порта в Эдинбурге до острова Ферт-оф-Форт. Я слышал мягкий голос рыжеволосой женщины, внимательно следил за выражением светло-карих глаз, внутри которых она совершенно напрасно строила глухую стену самозащиты, и иногда тщательно подавлял в себе желание протянуть руку и поправить очередной непослушный медный локон. Пламя, зажженное в зрачках этих чудесных глаз, слегка потускнело, но все еще было вполне достаточным для того, чтобы дотла выжечь если не весь Ферт-оф-Форт, так хотя бы комнату для допросов…

Я сопоставлял поведение Айли с теми фактами, что читал в досье и материалах следствия, и осознавал — она сожгла за собой мосты в миг, когда поняла, что жить незачем. У нее был другой путь: дождаться расследования смерти близких, которое не было бы так бездарно смято из-за начавшейся волны протестов и кровавых беспорядков. Она предпочла иное, и в итоге должна была понести единственно возможное наказание.

Жалость? От этого чувства я сознательно отмежевался достаточно давно, но… испытывал сожаление. Все могло сложиться иначе, если бы не роковое течение обстоятельств.

Следы с разбитой губы и, я думаю, синяки на ребрах давно сошли, и даже в условиях максимально строгого тюремного режима госпожа Барнетт оставалась все той же красивой женщиной, спокойной внешне, без малейшего намека на какую-то браваду, столь явную у Луизы и Елены.

Многие факты свидетельствовали скорее в ее пользу, чем против. «Взломщик» не дал бы солгать! Айли появилась в эльфийском квартале Абердина через двадцать минут после начала нападения с одной целью: хоть как-то попытаться остановить безумие, вызванное ее же воззванием к мести. Это уже было невозможно. К тому же, Айли настаивала на том, что ее обращение к вождям других кланов звучало несколько иначе, нежели то, которое распространялось по сети системы «Айтел». Оно ушло в сеть с задержкой в сорок секунд, и за эти сорок секунд некто виртуозно успел внести роковые изменения в ее слова, а потом вбросить свежую запись.

Я не знал, как относиться к ее словам, не имевшим материального подтверждения. Это обращение в аудио режиме, без поддержки видео, было произнесено Айли перед монитором ноут-блока в полном одиночестве, в своей маленькой квартире на Альберт-стрит, и исходный файл она не сохраняла…

Даже если бы сохранила, с доказательствами были бы проблемы. Когда сотрудники ОАН и шотландская полиция безопасности (человеческий терроризм — в их компетенции тоже) прибыли на Альберт-стрит, в съемной квартире госпожи Барнетт уже кто-то побывал.

Портативный ноут-блок исчез.

Первая версия, касающаяся того, что госпожа Барнетт забрала гаджет с собой при бегстве, отвергалась ею самой в процессе допроса, даже под «Взломщиком».

То, что ее горем, двойным горем матери и дочери, ловко воспользовались, становилось все более очевидным, но не снимало с нее вины. Чудовище и жертва в равной степени. Leanbh eiri Amach… Никаких оправданий себе она и не пыталась искать. На меня смотрела с настороженным раздражением, которое граничило с острейшей неприязнью. К таким взглядам я давно привык. За все время Бунта Айли не притронулась к оружию, оставаясь идейным вдохновителем и одновременно — символом Сопротивления, кроме…

Кроме одного-единственного раза. Я же говорил, что неведомому стрелку, чья пуля пробила мое левое легкое, не хватило практики. Откуда бы практике взяться у Айли Барнетт, если до Бунта она никогда не стреляла?.. Наши пути пересеклись единственный раз, в Инверари. Она там скрывалась какое-то время, а я ловил по относительно плохо проверенной агентурной информации. Выстрел был произведен из максимально удаленной точки, и точку нашли — на пятом этаже недостроенного здания близ порта, довольно быстро после инцидента. Разумеется, укрытие было покинуто мятежниками, там обнаружили только гильзы и всякий брошенный впопыхах хлам.

Во время следствия я заговорил с госпожой Барнетт только единожды, выпроводив дознавателя за дверь и позволив женщине задать несколько интересующих ее вопросов. Я буквально кожей ощущал, что она морально не сломлена и даже надеется на некоторый реванш с финальным самопожертвованием, не подозревая, что замысел уже раскрыт…

А еще я чувствовал то, на что, в общем-то, совершенно не имел права. Физический интерес к обвиняемой, выстреливающий типичными мужскими вопросами самому себе. Эти вопросы частенько крутятся в голове, когда встречаешь привлекательную особу женского пола. Красивая девушка, поймав на себе заинтересованный мужской взгляд, обычно думает следующее: