Шрифт:
— Я пойду… Подожди…
Он запнулся, не решаясь выговорить имя сына.
Когда все в кабинете застыли, превратившись в статуи, Альберт Иванович беспокойно завертел головой, все так же держась за сердце. Между тем, монстр коснулся того места, где должна была быть его шея, и взялся неуклюжими с виду клешнями-когтями за какие-то трубки. Как в замедленной съемке, Альберт Иванович видел, что морф снимает свой шлем, похожий на голову птеродактиля, и открывает лицо.
— Нет, — прошептал мужчина. — Нет…
В облаке морозных кристаллов, вырвавшихся из-за ворота скафандра, показалось человеческое лицо. То есть, казалось бы, вполне человеческое, если бы не покрывающие кожу тонкие, блестящие металлические пластинки: на висках, надбровных дугах, под глазами. Лицо было белым и бесстрастным, словно вылепленным неким скульптором из неведомого материала, и обрамляли это лицо рыжеватые волосы, припорошенные инеем… И даже кое-где на коже проглядывали веснушки, перемежаясь с тонкими, мерцающими пластинами.
Лицо не имело возраста, но только на первый взгляд. Приглядевшись, Альберт Иванович понял, что принадлежит оно взрослому мужчине, лет тридцати пяти, хотя на лбу или вокруг глаз не легла ни единая морщинка. А хуже всего то, что лицо было узнаваемым…
Не зря давило сердце у Таипова. Потому что первое же имя, пришедшее на ум при виде того, кто скрывался под шлемом, с болью и ужасом сорвалось с губ:
— Леша… Леша?!
Это было немыслимо, противоестественно, страшно! С этим невозможно было смириться, но факт оставался фактом: отцовское сердце безошибочно опознало сына. «Как хорошо, что Галя не видит, умом бы тронулась…» — машинально подумал Таипов о жене. Он чувствовал, как волосы на голове приподнялись дыбом. Невзирая на холод, мужчина быстро поднялся с места и сделал шаг по направлению к Алексею.
Алексей, или же тот, кто принял его облик, медленно покачал головой, словно вспоминал давно забытое движение, и сам удивлялся, что оно удалось.
— Пока не подходи… рядом холодно… — низким, лишенным всяких эмоций голосом произнес морф. — Я смотрел… узнал… не ожидал… не думал, что тебя увижу… Где малиновка?
Таипов сообразил, что речь идет о Тае, и развел руками.
— Ушла… Далеко ушла, я думаю. Почему «малиновка»?
И тут же мысленно обругал себя старым идиотом: что, больше нечего спросить?!
— Похожа… — медленно выдавил Алексей. — Я придумал… для них для всех… чтоб живее… они одиноки и никому не нужны… живут как птицы… похожи на этих птиц… Их такими делают намеренно… Раньше называли просто фэйками… погрешностями… как будто у них нет души…
«Так я же слышал! Так ведь Леша увлекался орнитологией… Он же мне и сказал про малиновку, когда я звонил домой!»
— Жаль ее… но надо вернуть… время нестабильно… энтропия… все посыплется… и так уже сыплется… надо закрыть…
— Что закрыть, мой мальчик? Закрыть время?!
— Да. Вашу реальность тоже… от проникновений… Насовсем. Трудно дышать… надену… будешь слышать мои мысли… мне так проще общаться…
— Надень, конечно, шлем! Скорее! — забеспокоился Таипов.
Страшная голова с длинным клювом вернулась на место, и почти сразу же на Альберта Ивановича обрушился поток информации, в виде отдельных картинок и целостных образов, разобраться в которых с лету не получалось. Картинки смешивались с незнакомыми терминами, суть которых постепенно заменялась земными аналогами, и вряд ли их можно было считать точными… Стараясь успокоиться, заведующий лабораторией прижал ладони к вискам, будто хотел остановить льющиеся сплошной лентой картинки, и вот уже, как в свете фонаря, стали вырисовываться отдельные сцены и их взаимосвязь.
Вот первая сцена. Та, где Лешу спонтанно выкинуло с собственной кухни, оторвав от завтрака, — прямо на узкую, раскаленную от солнца улицу незнакомого города. Белые каменные стены, невыносимо синее, яркое небо, странно одетые люди, толпой обтекающие столь же странно одетого, по их мнению, рыжего веснушчатого мальчишку. Растерянность, страх. «Мама? Папа? Вы где?!» Тяжелая мужская кисть руки, упавшая на плечо, и татуировка на этой кисти — черный квадрат, перечеркнутый стрелой. Имя мужчины Леша узнал гораздо позже: Осэй.
Сцена вторая. Светлая комната, похожая на класс с партами, в учениках же несколько детей разного возраста. Неделя идет за неделей. Пожилой сухощавый мужчина с бритой головой, покрытой причудливой татуировкой. Строгость, сочетающаяся с заботой… Почему-то сразу стало ясно, кто этот человек, и Таипов понял, что в воспоминаниях Леши видит его деда, своего отца, бродягу Берт-Тсо, умершего для сообщества Путешественников, чтобы родиться под именем мага Дзохоса. Пожилая суровая женщина, лицо которой еще хранило следы былой красоты, тайно общающаяся с Дзохосом, — Старшина Мастеров кисти, Са-хан. Она совсем не страшна мальчику, но среди ее окружения есть те, кого надо бояться и кого боится сама Са-хан, хоть и не показывает этого. Страшны те, кто носит на теле черную татуировку в виде квадрата со стрелой. А потом вдруг пропали и Дзохос, и Са-хан, и Леша не знал, куда, и его душу переполняла горечь. Ни родителей, ни пермских друзей, никого у него больше нет…