– Ох, уж эта любознательность!
– ворчит Таня.

Федоров порывается съездить еще на Сельскохозяйственную выставку, где он был только один раз вечером, но Таня категорически отказывается, говорит, что устала и больше не может.

– Ты глупа, - говорит Федоров, - ты глупа так же, как твоя мать. Так же, как моя жена. Я ненавижу ваши хитрости. Когда я болен, я лежу. Но вам никогда не понять, что пока человек интересуется окружающим, он здоров. А если он не интересуется, он болен. Я здоров. Понятно?

– Понятно, - отвечает Таня.
– Я устала и хочу немного посидеть. Мы уже бегаем четыре часа без отдыха.

– Ты что, серьезно устала?
– спрашивает Федоров, с насмешкой глядя на Таню.

Но Таня не боится его насмешек.

– Серьезно, - отвечает Таня, и они садятся на скамейку в вестибюле станции "Калужская".

Федоров вытаскивает из кармана смятую пачку папирос.

– Здесь можно курить?

– Нельзя, - быстро и радостно отвечает Таня.
– Как раз нельзя.

– Звонить еще рано, - говорит Федоров.
– Он, конечно, еще не пришел домой.

– А вдруг он не захочет с тобой встретиться?
– говорит Таня.

– Ну что ты, - отвечает Федоров, - этого не может быть.

И он качает головой с растрепавшимися мягкими волосами.

– Ведь совсем не все так относятся к своему прошлому, как ты.

– Ну и дура!
– говорит Федоров.

– Давай поедем в центр и там где-нибудь поедим сосисок, - предлагает Таня.

Федоров не голоден, но он не возражает Тане, и они едут до центра, там выходят из метро и, разыскав какое-то кафе на улице, едят сосиски, пирожки с мясом и пьют чай.

– Все-таки очень интересно, каким теперь стал Гришка Каштан, улыбаясь, говорит Федоров, и на его смуглом костлявом лице собирается множество морщинок.
– Очень интересно! Последний раз мы виделись на партконференции. Он был тогда директором завода, а я начальником одного строительства. А тебе было три года от роду. Понятно?

– Понятно, - отвечает Таня, - мне все понятно.
– И смеется.

У Тани и у Федорова блестящие веселые черные глаза, у всех в семье такие глаза.

– Я давно потерял Каштанова из виду, а этой зимой прочитал про него в газете. Оказалось, что он теперь большой начальник. Я обрадовался, но не удивился. Он всегда был умница, да. Умнейший парень. Много лет прошло. Тоже, наверно, старый стал, и узнать будет трудно. Слушай, это у тебя хорошее платье? Если вдруг так получится, что мы вечером пойдем к нему в гости...

– Ничего, - отвечает Таня, - не очень, но сойдет.

Федоров гладит ее по волосам и улыбается:

– Если уж я стал такой старый гриб, то пусть ты будешь у меня как надо. Верно? Нам не пора подниматься?

– Посидим, еще есть время. Твой Каштанов наверняка еще не пришел.

– Мог уже и прийти. Вообще-то раньше он ленивый был, черт, не любил много работать. Но теперь, конечно, другое дело.
– Помолчав, Федоров продолжает: - А я тебе говорил, как в двадцать втором году я, Петька Гуляев и Гриша Каштан...

– Говорил!
– кричит Таня.
– Ты все говорил.

Федоров добродушно улыбается:

– А ты, наверно, думаешь, что тебе будет скучно. Ну, поскучай один вечер. Завтра я уезжаю.

– Я ничего не думаю, - отвечает Таня.

Федоров смотрит на часы.

– Знаешь что, сходим в универмаг, купим что-нибудь моим ребятам, у меня есть сэкономленные деньги.

Таня соглашается с удовольствием. Она очень любит ходить по магазинам. Они идут и покупают внуку Федорова мяч, коричневые сапожки номер двадцать шесть, внучке лыжные штаны. От себя Таня покупает заводную лягушку. На подарок жене у Федорова денег уже не остается.

– Ну ничего, - огорченно говорит он, - так всегда. Куплю в следующий раз. Или отдам ей свою вечную ручку, она все равно ее всегда берет. Уже можно звонить.

Таня и Федоров идут в телефонную будку. Федоров набирает номер, а Таня стоит рядом и ногой держит приоткрытую дверь, потому что в телефонной будке душно.

– Можно Григория, Григория... Так и не вспомнил отчества, - шепчет Федоров Тане.
– ...Товарища Каштанова. Извините, пожалуйста, когда он будет? Спасибо.

Федоров вешает трубку, вытирает платком испарину со лба. Душно и жарко.

– Его еще нет. Будет через час-полтора.

Таня с Федоровым опять идут гулять по Москве, идут медленно, и Федоров, по обыкновению, смотрит по сторонам.

– Приятный женский голос. Мне почему-то кажется, что он женился на одной нашей девушке. Я ее смутно вспоминаю. Она тоже была с нами на фронте. Но, может быть, конечно, я и ошибаюсь.

– Давай посидим в скверике против Большого театра, - предлагает Таня, там очень хорошо.

Федоров кивает головой и прибавляет шагу. Таня еле поспевает за ним: так быстро он ходит. "Маленький, а крепкий, - с восхищением думает Таня, глядя на подобранную и совсем молодую фигуру дяди.
– Больной, а крепкий, размышляет про себя Таня.
– В общем, молодец".