Они садятся на единственную не занятую в сквере скамейку, и Таня развязывает пакет, который она несла, и смотрит на сапожки, лыжные штаны и игрушку. Она всегда, не доходя до дома, на улице рассматривает покупки. Потом Таня долго завязывает пакет, но он уже не получается таким, как в магазине.

– Хорошая лягушка, - задумчиво говорит Таня и украдкой смотрит на дядю.

Он все-таки устал и теперь сидит, откинувшись на спинку скамейки, заложив ногу на ногу, и глаза у него закрыты. Предлагать ему идти в гостиницу отдохнуть бесполезно: он рассердится, накричит и все равно не пойдет.

– Ты чего?
– не открывая глаз, спрашивает Федоров.

– Ничего. А сколько лет сейчас Каштанову?
– Таня задает вопрос, чтобы доставить дяде удовольствие.

– Пятьдесят с чем-нибудь. Мы все ровесники своего века, - с некоторой выспренностью отвечает Федоров и молчит, ожидая, что скажет Таня. Но Таня не говорит ничего.

– Хочешь, я тебе еще немного расскажу про Гришу Каштанова?
– предлагает Федоров.

– Как, еще?
– ужасается Таня.
– Я тебя очень прошу, дядя...

– А обо мне тоже была статья. В местной газете. Как об отличнике строительства. Два дома сдал раньше срока. Это не шутка! Экономия средств огромная. Я им показал, что такое Федоров.

Дядя хвастает. Таня, к этому привыкла. Но, с другой стороны, это и не хвастовство, а чистая правда. Когда-то Федоров руководил крупными строительствами, теперь в Смоленске строит двухэтажные жилые дома. Обстоятельства, как видно, могут меняться к худшему, но человек, как видно, не меняется.

– И я опять премию получил, - говорит Федоров.
– Еще рано звонить, черт бы его побрал!

Приходится сидеть и ждать. Таня начинает вместе с Федоровым разглядывать прохожих.

Сентябрь стоит очень теплый, вечер чудесный, народу на улицах много, все скамейки в сквере заняты. Рядом с Таней сидят двое стариков, по виду муж и жена, а рядом с Федоровым - девушка с туго набитым портфелем и пестрым платком, который она теребит в руках. Таня знает, что надо отвлечь Федорова от девушки, а то он начнет к ней приставать и спрашивать, почему она нервничает или даже кого она ждет.

– Сколько времени?
– поспешно спрашивает Таня.

– Сейчас пойдем звонить, - Федоров сочувственно смотрит на девушку с платком и поднимается.

Таня уводит Федорова искать телефон-автомат.

Каштанова все еще нет дома, но он должен совсем скоро быть, его ждут.

Таня с Федоровым опять гуляют по улицам.

– А как ты объяснил, кто" говорит?
– спрашивает Таня.

– Старый фронтовой друг по гражданской войне, назвал фамилию.

– А она что?

– Ничего. Просила позвонить немного попозже. Наверно, он важный стал. Как ты думаешь?

– Может быть, и не стал. Не обязательно, - говорит Таня.

– Конечно, конечно. Но можно предположить, что стал.

– Ты же его так хвалил, - замечает Таня.

– А я ничего и не говорю. Прекрасный парень.

Таня с Федоровым останавливаются около Большого театра посмотреть, как люди идут в театр. Вернее, как бегут опоздавшие и томятся непопавшие.

– Внук растет, - почему-то говорит Федоров.

– Он на тебя похож, - отвечает Таня.

– Ну, звоним последний раз. Если нету - идем в кино. И все.

"Хоть бы не было", - думает про себя Таня.

Но на этот раз Каштанов дома.

– Гриша, Гриша, ты никогда не узнаешь, кто с тобой говорит, - улыбаясь, кричит Федоров в трубку.
– Киев помнишь? Партшколу помнишь? Это Федоров, Михаил Федоров, не Иван, а Михаил. Здравствуй, Гриша!

– А-а, - отвечает незнакомый голос.
– Какой Федоров?

– Михаил Федоров. На партийной конференции мы с тобой виделись последний раз. Вспоминаешь? Здравствуй, Гриша!

– Здравствуй.

– Вспомнил, наконец.

– Как же ты меня нашел? Разыскал?

– Ну нашел и нашел, - радостно и возбужденно говорит Федоров.
– Как ты, Гриша? Какой стал, старый, толстый? А Снегирева помнишь? Я его вижу иногда.

– Снегирева помню.

– Ну, какой же ты стал, а?
– продолжает быстро спрашивать Федоров. Дети есть? Большие? Очень приятно, очень хорошо найти тебя.
– Федоров растроганно улыбается, и Таня тоже улыбается, глядя на него.
– Где ты сейчас работаешь, я знаю, прочитал в газете. Кого из наших видишь? Где Глебов? Розенштам? Живы?