Ладимир помолчал задумчиво. Лицо его помрачнело.

– Ты, наверное не в курсе, но в конце восьмидесятых я ведь вернулся в социум – бросил на деда с отцом ульи, всё хозяйство, что успел завести к тому времени… Возвратился в город, думал – вот она, новая жизнь. Вот он – шанс зажить по-другому, по-человечески. Организовать всё разумно, по-справедливости. Однако… Перестройка вскоре перешла в такую разломайку-растаскайку… И – о, Боже! какие типажи вдруг попёрли откуда-то из зазеркалья, повсплывали с самого дна. С такой… серой пеной приходилось иметь дело, с такими… всплывшими какашками. Чувствую – сам начинаю этой пеной пропитываться. Сам потихоньку стал превращаться в пену и какашками подванивать. М-р-р! Ну и… Уже через полгода стало так противно, а через год так мерзко, что опять я всё бросил и снова ушёл в лес.

Ага, подумал я, теперь понятно, откуда в лексиконе водителя Петра такие слова – «перестройка-разломайка-растаскайка»… А вслух сказал, с удовольствием глядя на своего друга детства:

– Ну ты настоящий партизан – «ушёл в лес»! Прямо как твой фамильный почти тёзка – Вершигора.

– Может – партизан, а может… Я ведь не просто ушёл в лес – я стал жить, как лес. Я ведь именно здесь, в лесу, на природе, понял, что «поспешность его походки» – это не про меня. Не про мою жизнь. Да и лес… Вот, послушай:

Деревья не похожи на людей

когда шумят деревья это красиво

когда шумят люди это некрасиво

когда деревья теряют листья это красиво

когда люди теряют листья это некрасиво

деревья сделали воздух

но человек забыл про воздух

деревья не похожи на животных

деревья не имеют президента

деревья не воруют листья

деревья не знают про деньги

деревья имеют корни

птицы любят деревья

деревья склоняются над водой

деревья тянутся к солнцу

деревья утром и вечером красивы

но почему дети и деревья красивы

но почему все деревья похожи

но почему дети и взрослые не похожи

– Неужели твои? – удивился я, ибо прекрасно помнил школьные нелады Вершигоры в области стихо- и прозосложения.

– Мои, – застенчиво улыбнулся Ладимир. – Да это, строго говоря, и не стихи – скорее, движение души, зафиксированное в словах. Деревья, лес… Видишь ли, блудный друг мой Гойда, здесь некуда торопиться. И даже вредно, пагубно – торопиться. С лесом, вообще с природой, с Землёй и с её жизненными циклами –нужно совпадать. Не обгоняя, но и не отставая. Ровно – в лад. Вот скажем, пчёлы… Разве они куда-то спешат? Они просто – живут. Трудятся. Размножаются. Жужжат себе и теплу радуются. Как писал Есенин в «Ключах Марии»– «исполняют свой долг жизни по Солнцу»*. Я, кстати говоря, вообще многому у них, у пчёлок моих, научился.

Они – просто невероятные! Ну, вот, к примеру, ты знаешь, что один килограмм мёду… чтобы получить его – надо пять миллионов цветков облететь. Представить можешь? И я не могу. Пять миллионов! – и всего один килограмм! Это ж какое терпение надо иметь. Какое трудолюбие. И – абсолютная вера, что в этом и есть твоя жизненная задача. А вот ещё… Хотя нет, если я сейчас начну перечислять – каюк. Отъезжай всё прочее куда подальше. Пчёлки – это моя религия…

– Да я уж понял… Вон какой рой вокруг себя собрал. Даже не будучи маткой.

– Да уж да! – заулыбался Ладимир. – Пожалуй, это единственное, что я не перенял у пчёлок. Матриархат – не по мне. У наших маток… другие права и обязанности. Человеческие.

Имена выражают природу вещей.

(Павел Флоренский)

– …Нет, Ладимир, но как же ты решился, а? Две жены в доме – это ж… Хотя… О чём я спрашиваю – ты всегда удивлял тем, что жил не как все. Захотел – ушёл в лес. Захотел – вернулся. Захотел – имя сменил… Для тебя что – социум вообще не указ? Как тебе удаётся жить не так, как положено, а так, как хочется?

– Ну, имя я не менял – я его только подправил слегка. Так сказать, привёл в соответствие со своей теперешней личностью. Со своим нынешним веком. Владимир – великовата оказалась кольчужка. Не по мне. Подрасти чуток надо, чтобы – владеть миром. И уж тем более – Ведая, ладить мир. У меня пока получается только ладить. Оттого и – Ладимир.

– Что – и паспорт поменял?

– Нет. А зачем? В официозе, для социума, я – Владимир. А в жизни, которую сам сладил – Ладимир. Логично? Хотя, знаешь, меня и чиновники, с которыми хочешь – не хочешь, а иметь дело приходится, давно уж тоже Ладимиром Родионовичем зовут. Привыкли… А как не привыкнуть? Лад – он всему стержень. Я и хозяюшек своих жёнами не называю – они для меня лады.

– Это чтобы в двоежёнстве не обвинили?

– Балбес ты, Гойда… Хотя… И это тоже. Нашим смотрящим от социума лучше не подставляться. Жена у меня была – первая и последняя. Людмила. Да ты должен помнить её, гостевал ведь у нас в лесу при ней…

– Помню, как не помнить – хорошей хозяйкой мне показалось. А что с ней случилось? Или у тебя – с ней?

– Случилось… Может, с ней, а вернее, ты прав, с нами обоими. Разошлись мы. Точнее – разъехались. Не выдержала она. Я ж не всегда так жил, как сейчас – да ты помнишь, в свой тогдашний приезд, как мы тогда жили. Лес да лес кругом. Избёнка старая… Волки зимой воют. Печь русская. Удобства на дворе. Но она держалась. Не нюнила. А потом мы в город вернулись. Бизнес-шмизнес… В политику ринулся. Мечты-надежды… А Людмила – она тоже коммерцией занялась, не шибко, но получалось. Для женщины – вполне. Кое-какие деньжата пошли. Корпоративы… Презентации… Наряды от кутюр… Поездки в Европу. На Канары. В общем, красивая жизнь настала. Как по телеку в рекламе: «Ты ведь этого достойна!»