Возможно, именно тогда гегемон и дал себе слово стать в том коридоре, ведущем во множество кабинетов, своим. Впрочем, нет – если это и явилось толчком, то скорее последним, чем первым. Ибо задолго до заводоуправленческого коридора был штабель брёвен около цеха – так сладко лежалось там в обеденный перерыв, так пригревало весеннее солнышко, что невольно лезли в головушку разные мысли. К примеру, неужель вот так всю жизнь и придётся в будни получать солнце и чистый воздух пайкой? Выполз из грохота и дыма, набил брюхо пустым столовским харчем, поглазел на волю и – по гудку – опять в грохот и дым, до гудка вечернего. Солнце – порциями, воздух – порциями, как борщ, как макароны в комплексном обеде. Тоска? Ещё какая…

Сегодня в самой просторной комнате табуновского дома оказалось вдруг чрезвычайно тесно – праздничный стол загромоздил собой почти всё пространство, не занятое мебелью. Вокруг стола – клан Табуновых в полном составе. Виктор со своей Светланой ради экономии места сидели на родительской кровати, напротив – чета Климко, Татьяна с мужем, в торце – отец с матерью. Уже выпито не по одной рюмке, уже умаялась от взрослого застолья и сбежала на улицу младшая Климко – десятилетняя Лариска, уже и тосты вроде бы все запиты и зажеваны, однако старший Табунов, глава, никак не утихомиривался.

– Вишь ты… – бубнил он, в очередной раз выкарабкиваясь из-за стола с поднятой рюмкой. Водки в ней было «с горой», Табунов-старший сосредоточенно смотрел на рюмку, терпеливо отпихивая задом стул. Водка опасно колыхнулась – Табунов-старший обмер и осторожненько пошёл на попятную – сел, сглотнул слюну и – снова:

– Вишь ты… Ну да ладно, сидя скажу.

– Да мог бы и не говорить уж, – добродушно хмыкнула мать, – уж котору по счёту приговорил…

Отец расправил плечи.

– А по законному поводу! Имею право, нет?

– Имеешь, имеешь, – отмахнулась мать.

– Ну вот… А то ишь, Витю-ха! Ты в начальниках-то смотри, не гордись перед людьми чересчур. Сколько, говоришь, душ в подчинении у тебя будет?

– Шестнадцать, бать, – в который уже раз сообщил Табунов-младший.

– Ну вот… Шестнадцать душ! Это тебе… Но и… но и на шею влезать не давай – сядут! и эти… и ножки свесят. Это я тебе авторитетно заявляю! Понял? Как вечный подчинённый говорю. Понял?

– Понял, бать. Я давно всё понял.

– Видали? Он по-о-нял… давно-о-о… Да где давно-то? Ты живешь-то… с гулькин этот… ты ж всего ничего, на свете-то, а…

– Бать, ну ты как этот! – всплеснула руками Татьяна. – Чего, как заезженная пластинка – учишь, учишь. Да наш Витя и своим умом не пропадёт! В тридцать лет – и начальник самого крупного бюро в отделе. Да и вообще… То ли ещё будет, да, Витюш?

Сестра подмигнула – длинно так, со значением, смысл которого известен был только им двоим. Мол, эка невидаль – начальник бюро, есть вещи и покрупнее. «Ведь верно, братик, верно?» – спрашивали ярко прорисованные глаза сестры, спрашивали настойчиво, и лёгкая наволочь тревоги затемняла этот взгляд, делала его настороженным – о, Виктор видел, очень даже видел и очень даже понимал взгляд сестры.

– Точно! – затряс фирменной причёской зять, гурман, заядлый шахматист и талантливый гуляка. Татьяна чувствовала, почти знала, что изменяет, гулеванит, дьявол такой, но вот чтобы на горячем поймать – это ни разу. Это вот – извините.

Виктор уже знал: буквально неделю назад состоялся грандиозный скандал с вынесением сора из избы – весь двор слышал, как припирала Татьяна муженька к стене. Припирала, припирала да так и не припёрла, опять ускользнул ловчага. Но в опалу попал, где и пребывал по сей день оставленным под сильным подозрением.

– Сиди уж, – не преминула напомнить ему о его нынешнем статус-кво Татьяна. – Чьё бы мычало…

Зять и глазом не моргнул. Прищурился только лукаво:

– Ну нет, дело здесь не в мочале. Мочало что – нам бы лишь тесёмки бы да не порвались. Да, жана?

– Да сиди ты, ботало! – оттолкнула его руку Татьяна. – Нет чтобы тоже подсуетиться, когда вакансия старшего открылась.

– Ла-а-пушкаа, – пропел зять. – Кесарю кесарево, а слесарю – водопровод.

– Ну да… да-да. Уж конечно, легче в шахматы твои проклятые резаться да под каждую юбку…

– Тань, ну ты тоже… – захлопотала мать. – О чём болтаешь-то? Что ты…

– Ти-ха! – брякнул ладонью об стол отец. – Раскудахтались, таку вашу. Мужики! На абордаж! – и решительным жестом понёс рюмку ко рту.

Зять подмигнул Виктору и изящно опрокинул водку в рот. Лёгкий человеку достался характер, позавидовал в который раз Табунов-младший, вот ведь, казалось бы, сама судьба их в родню свела, рядышком поставила, чтоб, значит, сравнивали. Виктор ещё в школе учился, когда Татьяна замуж выскочила за этого красавца, без пяти минут инженера тогда. И что же? За это время Виктор закончил техникум, отслужил армию. Затем – понеслось: днём работа, вечером – учеба, завод – институт – дом – завод – институт – дом – завод – институт – дом… Пять лет! Рабочий, техник, инженер, ведущий проекта, теперь вот – начальник бюро. А зять? Был без пяти минут инженер, стал – инженер. Старший. И – никаких комплексов. Кадрит напропалую смазливых итээрочек, по субботам – парная баня, по воскресеньям – шахматы в парке, выпить не дурак, закусить не простак, благо жена по торговой части. Одевается – я те дам, стрижётся у какого-то там частника, одеколон у него – французский, бритва – английская. И знает, что анчоус – та же хамса, а кофе растворимый – удел ленивых и снобов от дефицита.Попивает себе кофе по-турецки и плюёт на всякие там карьеры…