Попытавшись подняться, я наткнулся на преграду. Расположившийся рядом… еще недавно Максимилиан Иванович, который сейчас неожиданно стал Василий Ивановичем, мягко положил ладонь мне на плечо.

Столкнувшись с демоном глазами, я увидел, как он отрицательно покачал головой. И показал взглядом, что шевелиться мне сейчас не стоит. Но хотелось — тело изнутри жгло, в груди наливалась муторная тяжесть.

Кроме саднящей боли от ожогов все тело было словно утыкано ледяными шипами — невесть как появившаяся рядом Анастасия, задерживая распространение демонического пламени, ставила ледяную блокаду столь же деликатно, как и совсем недавно в Питере. Так, что от ее лечения я мог замерзнуть навсегда с таким же успехом, как и исчезнуть во вспышке пламени.

Но демоническое пламя, спасибо ей большое, княжна задержала — как раз к тому моменту как пришел в себя Василий демон Иванович, и вскрыв мне грудь, просто слил излишек бушующего пламени.

По мере того, как я постепенно приходил в себя, слушая пререкания Эльвиры и Валеры, все сильнее накатывал страх оттого, какую глупость только что совершил. У меня появилось вполне четкое осознание, что в обычном своем состоянии с лордом-повелителем я бы не справился — просто не по зубам мне столь сильный демон.

Да, после того как я забрал энергию погибшей баньши, это еще было вполне выполнимой задачей. Если бы не одно но — та самая молодецкая удаль, которая просилась наружу. И умирающий лорд-повелитель, когда услышал мои пренебрежительные комментария про убитого Рагнароса, взъярился.

Хищник, загнанный в угол, опаснее всего — тем более лорд-повелитель знал, что умрет, без вариантов. Но я же не просто нанес последний удар, а сделал это с пафосным пренебрежением. Что пятнадцать лет, что тридцать пять — для демона, прожившего сотни лет, разница в возрасте непринципиальна, а срок ничтожный. А тут еще решивший прикончить его юнец собирается это сделать с пафосом «дядь, подержи мое пиво». На месте инфернала я бы и сам возмутился, постаравшись умереть вместе с этим наглецом. К счастью, ему это не удалось — а момент бодания душ мне не захочется вспомнить никогда. Слишком уж близко к краю я прошел.

— Да жива она, жива… — прокричал между тем Валера из дальнего конца зала. — Вроде как целая даже…

Скосив глаза, я увидел что он стоит на трибуне между скамей. Совсем рядом с ним были видны две босые ноги. Татьяна Николаевна — узнал я ее ножки. И вспомнил, что когда мы выходили с ней из ее дома, она все же была обута. Это ее Валера так приложил, что у нее в полете туфли соскочили? Вот отморозок.

Еще чуть повернув голову, я увидел лежащую рядом Анастасию. Ее длинные ресницы были подернуты ледком, словно она гуляла в Арктике по морозному утру; кожа бледная, до белизны, и оттого на ней особенно ярко алел возвращающийся румянец.

Лежала княжна не так, что решила отдохнуть и улеглась удобно, прежде чем закрыть глаза. Она лежала так, словно сначала заснула, а только потом упала. Впрочем, ее ресницы уже начинали подрагивать, а глаза понемногу приоткрываться. Но даже сквозь закрытые веки заметно, как ярко горит в ее глазах ледяное пламя.

В этот момент где-то грохнула дверь и зазвучал многочисленный топот шагов. Еще больше скосив глаза и приподнявшись, преодолевая сопротивление прижимавшего меня к полу демона, я увидел бойцов в черной с серебром броне.

Черные, или «бессмертные» гусары из знаменитого 5-го Александрийского бронекавалерийского полка. Полк, который в русской армии в первую очередь предназначается для ведения боевых действий против владеющего даром противника — также, как и королевские гуркские стрелки, сопровождавшие меня совсем недавно в нижнем мире.

При виде бессмертных гусар я вздохнул с облегчением. Неудивительно, что у полка с такой эмблемой, репутацией и боевыми традициями командир был из одержимых — об этом как-то в беседе с нами вскользь упоминал Максимилиан Иванович, пусть земля ему будет пухом.

Поэтому, увидев серебряные черепа шевронов, я со спокойной душой закрыл глаза и провалился в беспамятство, которому уже давно сопротивлялся. Пора хотя бы немного отдохнуть, а то последний урок как-то очень уж затянулся. Да и вообще устал я как-то за последние сутки.

Пробуждение оказалось неожиданно приятным. Вынырнув из беспамятства, словно поднявшись с большой с глубины, я ощутил ни с чем не сравнимое наслаждение легкости отдохнувшего тела. Еще присутствовало ощущение, словно не сам проснулся, а меня разбудили. Но так это или нет, не понял — если кто-то и будил меня, то это осталось там, за пройденной границей сна.

Глаза я пока не открывал, понемногу осознавая себя и окружающую реальность. Совсем рядом доносился едва слышный голос, словно кто-то напевал тихую и незатейливую колыбельную. И это оказалось действительно так — постепенно приходя в себя, я почувствовал легкие касания, словно мне делали расслабляющий массаж.

Прикосновения были приятными, доставляя неподдельное удовольствие; чьи-то умелые руки скользили по моим плечам и груди вдоль энергетических каналов, словно выправляя все то, что было сожжено демоническим пламенем и заморожено Анастасией.