— Челнок, — оборвал ее собеседник, чувствуя, что тоже недалек от взрыва. — Что вы там делали?

— Так все сломалось же — снова взмах ресниц. — Я перепугалась, а потом побежала, и вот встретила ребят на посадочной палубе…

— Перепугалась, — лоцман даже не стал маскировать скепсис. — И побежала. К слову, на работе службы стюардов поломка не отразилась никак — я был в рубке в тот момент и, признаюсь честно, подглядывал в капитанский канал. Но даже если не придираться… Как такая перепуганная и бегущая от опасности женщина решилась напасть на незнакомца в скафандре и с оружием?

Девушка сощурилась. Казалось, она хочет то ли надерзить, то ли ответить честно и открыто, и принятие решения дается ей крайне нелегко. И тут у Саймона зачесалось между ушей.

Каждый лоцман воспринимал мир по-своему. Кто-то закрывал глаза и продолжал видеть то, что его окружает — плюс векторы тяготения, колебания силовых полей, импульсы гравитационных зеркал. Кто-то говорил, что масса звучит — чем больше по модулю, тем толще струна. «Отрицательная» масса, создаваемая корабельными агравигенераторами, звучала наоборот, вгоняя тех, кто пытался себе это представить, в ступор. Некоторые даже утверждали, что могут почувствовать Вселенную на вкус, и этому тоже никто не удивлялся.

А вот когда рядом кто-то шагал — родственники, однокашники из Академии, члены других Семей, — у Саймона Фишера, будущего наследника Семьи Фишеров и продолжателя дела Фишеров, возникал какой-то странный зуд внутри головы. Аккурат между ушных раковин. Не сильный, но ощутимый.

Он вскочил и попытался прислушаться. Все прочие присутствующие уставились на него с недоумением… Кроме пленницы. Она тоже встала, оправила комбинезон и пощелкала пальцами, привлекая внимание собеседника.

— Ты спрашивал, как меня зовут? В дело можешь не заглядывать: там, конечно же, враки. Так надо, поверь. Но согласна, что было бы невежливо оставить твою просьбу без ответа.

Старший Фишер тоже что-то почувствовал. Он завертел головой, а потом вопросительно посмотрел на сына. Оосава, Керн и Мягков переводили взгляды с одной фигуры на другую, заключенные оживились, один из охранников что-то начал докладывать по смарту…

А затем в камере напротив возник человек. Среднего роста, скорее худощавый, одетый в мешковатую рубаху и светлые, мятые джинсы «под старину». Копна волнистых темных волос сливалась с недлинной бородой, взгляд карих глаз был мягок и даже слегка укоризнен. Он кивнул заключенной, та быстро махнула ему ладонью.

— Меня зовут Магда. Встретимся еще, Саймон Фишер, — произнесла рыжая. Она обняла гостя, тот вдохнул… И оба исчезли.

В остальных камерах происходило то же самое. Из ниоткуда появлялись какие-то непонятные люди — и снова пропадали, уже вместе с пленниками. Главный надзиратель, обомлев, застыл как изваяние. «Голиаф» крутился, пытаясь взять на прицел сразу четыре точки. Анжело Оосава, надрываясь, орал:

— Стазис! Врубайте стазис в камерах, придурки!

Но было уже поздно. Идеальный побег состоялся.

Возвращаясь к вопросам воспитания, нельзя было не упомянуть широкие возможности лоцманов в этой сфере. Обеспечивались они, с одной стороны, даром, а с другой — наличными материальными благами. Причем одно проистекало из другого.

Будучи абсолютными монополистами на межсистемные перевозки, Семьи зарабатывали на этом бешеные деньги. Единственно, что и цена за подобное благосостояние выходила немалой, ведь прыжковый синдром не щадил никого. Плюс пристальное внимание спецслужб — поумеривших, правда, свои аппетиты после памятных событий конца двадцать первого века.

Так или иначе, а возможности, врученные им природой и собственным трудом, лоцманы реализовывали вовсю.

Саймону вспомнилась поездка в Приморский сафари-парк. Тот располагался недалеко от бывшей российско-китайской границы, и за прошедшие со дня основания два с половиной столетия сей природный комплекс разросся до полноценного заповедника. Несмотря на соседство с Владивостокско-Находкинской городской агломерацией, на эту землю не покушался ни один застройщик. Поделенный незаметными силовыми барьерами на территории копытных, хищников и птиц, с возможностью бродить среди редких, но постепенно восстанавливающих свою популяцию видов, парк действительно впечатлял.

Отец тогда с большим трудом угомонил разношерстную толпу двоюродных братьев, племянников, отпрысков младших ветвей и прочей молодой родни, собравшейся на экскурсию. Пришлось прибегнуть к помощи свободных женщин Семьи — без них вышло бы совсем тяжко. Мужчины все отсутствовали в рейсах, а старшие дети в Академии, поэтому компания малолеток оказалась грозной силой. Каждый порывался шагнуть — и хорошо, если просто в любимое кафе за мороженым. А если на спор до одного из промышленных лунных городов? А если в историческую или промышленную зону? Проблемы светили нешуточные.